Толгахан переступил с ноги на ногу.

— Потому что я пригрозил, что ударю ее, и она испугалась, — пояснил он.

Акюрек с любопытством взглянул на него:

— Ты замахнулся?

Кожа на лбу Толгахана собралась в складки.

— Кажется, да, — признал он.

— Вот она и испугалась, — усмехнулся Мехмет Акюрек с приятным ощущением превосходства. — Потому что ты поднял на нее руку. Разве не ясно?

Он знал, что намного умнее почти всех своих сослуживцев. Исключая высшее начальство. Самое высшее. Которое находится высоко и недосягаемо, как солнце.

— Но я ее не только запугивал, — сказал Толгахан, которому не хотелось выглядеть в глазах шефа дураком.

— Что еще? — спросил Акюрек.

— Я спросил, хочет ли она пить.

— Зачем?

— Для создания этой… доверительной атмосферы. Так в инструкции написано: «Постарайтесь расположить к себе человека, которого вы допрашиваете».

— Помню, помню, — отмахнулся Акюрек, хотя в глаза не видел подобной инструкции. — Продолжай.

— Я спросил, а она кивнула, — сказал Толгахан.

— И ты дал ей воды?

— Нет. С какой стати?

— Но ты ведь хотел создать доверительную атмосферу, — напомнил Мехмет Акюрек.

— Я так и сделал, — кивнул Толгахан. — Но поить эту женщину я не собирался.

Он самодовольно усмехнулся.

— Почему? — удивился Акюрек.

— Я не обязан угощать арестантов. Это обязанность государства.

— Значит, доверительной обстановки не получилось?

— Получится, господин капитан. Обязательно получится.

Акюрек приподнял одну бровь:

— Каким образом?

— Я дал ей время подумать, — сказал Толгахан. — Временно поместил в камеру с тремя мужчинами. Оттуда она выйдет готовая сотрудничать с нами. — Толгахан осклабился. — Мы получим честные, откровенные ответы на все свои вопросы.

Акюрек убрал ноги со стола и встал.

— Ты болван, сержант! Нужно было только пригрозить ей отсидкой в мужской камере.

— Почему? — искренне удивился Толгахан.

— Во-первых, когда наказание позади, оно уже не кажется таким страшным. Во-вторых… Сколько, говоришь, мужчин в камере?

— Трое, господин капитан.

— Трое, — повторил Акюрек, кивая. — А эта Рита… Как ее фамилия?

— Соколова, господин капитан. Так она утверждает.

— Со-ко-ло-ва. Так вот, она одна с тремя мужчинами, давно не видевшими женщин… Ты уверен, сержант, что она сможет давать показания, когда ее снова приведут сюда?

Лицо Толгахана изменилось. Словно в кабинете находилось два разных сержанта: один самодовольный, немного ленивый, уверенный в будущем; второй — встревоженный, даже напуганный. И теперь первый сержант куда-то запропастился, уступив место второму.

— Прошу простить, господин капитан. Я сейчас же заберу ее из камеры.

Дождавшись утвердительного кивка, он протянул руку к двери, но та открылась сама, впуская сержанта Киванча.

— Разрешите, господин капитан? У меня для вас важное сообщение. Я тут проанализировал информацию и пришел к любопытному выводу.

«Он проанализировал, — саркастически подумал Акюрек. — Еще один умник нашелся! Очки вон напялил, бородку дурацкую отрастил. Хочет показать, что он один интеллигент, а остальные простофили и бестолочи».

— Докладывай, сержант, — разрешил он, возвращаясь на место и снова водружая ноги на стол.

Сержант Киванч сделал два шага вперед и выпрямился, вытянув руки по швам. Толгахан остался в кабинете, боясь пропустить важную новость. Между ним и Киванчем шло постоянное соперничество. Каждый стремился выслужиться перед капитаном, рассчитывая на карьерный рост. И теперь Толгахан заподозрил, что его обошли. Это было тем более обидно, что блестящая идея с мужской камерой не сработала.

— Похоже, мы имеем дело не только с террористкой, — сказал Киванч. — Она еще и убийца.

И он сообщил об убийстве на ферме и беглой преступнице, объявленной в розыск.

Выслушав его с величайшим вниманием, капитан Мехмет Акюрек понял, что сегодня фортуна на его стороне. Этим делом, несомненно, заинтересуется сам министр, если не президент! Имя капитана украсит первые полосы всех газет, его будут упрашивать дать интервью и станут зазывать в телестудии.

Он сверкнул глазами в сторону замершего Толгахана:

— Ты еще здесь?

Сержанта как ветром сдуло. Открывая дверь в помещение с камерами, он молился, чтобы с Ритой все было в порядке. Капитан Мехмет Акюрек славился вспыльчивым нравом, а Толгахану вовсе не улыбалось заменить арестантку в камере с заключенными.

* * *

По правде говоря, в жизни Риты существовало гораздо больше мужчин, чем полагал ее законный супруг Володя. Да и Глеб не был первым, как она внушила ему в свое время. И не только по принуждению отдавалась она мужчина. Одним словом, любовников в жизни Риты хватало, так что она не ожидала от полового акта каких-то особых сюрпризов.

Тем не менее поведение Тарзана ее изумило. Вернее, поначалу он действовал как все — сопел, пристраивался, нетерпеливо двигался. Вдруг его глаза сделались бессмысленными, а лицо застыло, словно он к чему-то прислушивался. Казалось, он оцепенел, потрясенный чем-то.

«Он что, в первый раз? — отстраненно подумала Рита, задыхаясь от запаха лука, пота и тяжести навалившегося на нее тела. — Что его так ошарашило?»

Ответ последовал пару секунд спустя, когда лицо Тарзана исчезло из поля зрения, а вместо него возник силуэт Карабаса. В руке он держал наволочку, в которой болталось что-то тяжелое. Этим импровизированным оружием он оглушил обидчика и теперь с вожделением смотрел на Риту. Появившийся следом Арбуз был вооружен чем-то вроде ножки от табурета и, наклонившись, тоже принялся наносить удары. Рите не нужно было приподнимать голову, чтобы понять, кого он избивает. Да Карабас и не позволил бы ей этого сделать. Он сел на нее сверху, извлек из наволочки двухлитровую бутылку воды и сделал несколько жадных глотков.

Пока турок пил, Рита успела пожалеть о том, что Тарзан потерпел фиаско. Он хотя бы не был таким мерзким и грубым. И был один.

Отставив бутылку, Карабас вытер бороду тыльной стороной ладони и приготовился насиловать беззащитную жертву. В следующий момент дверь в камеру открылась и ворвался полицейский. Стоило ему что-то крикнуть по-турецки, как Карабас и Арбуз поспешно ретировались. Тарзан остался лежать на полу с окровавленной головой, бесчувственный, как бревно.

«Ага, — сказала себе Рита. — Сначала меня поимеет полицейский… или двое полицейских… или трое… А уж потом дойдет очередь до заключенных. Наверное, я должна чувствовать себя польщенной… но не получается. Я чувствую себя растоптанной, размазанной по полу… Как жить дальше? Зачем?»