– А с виду и не скажешь – такая красивая девочка, и вдруг… слушай, а ты на мать совсем не похожа, знаешь?

Это был неожиданный переход, и Марина поморщилась – не любила вспоминать мать и все, что связано было с детством. Помолчав, она спокойно и холодно сказала:

– Я не помню, как она выглядела, вернее – не помню ее нормального лица, когда оно еще не было синим и оплывшим от постоянных пьянок.

– Она красивая была, когда мы встретились, – задумчиво произнес отец, скрестив на руле руки, – они стояли в пробке длиной в полжизни. – Молодая, синеглазая, кудрявая. Ты совсем другая. Катя мягкая была, слабая, может, поэтому у нее в жизни все так сложилось… а ты – настоящая Коваль, у тебя дед военным был, характер – железо, сказал – как отрезал, хоть умри – не будет по-другому.

– Что за семейка – дед военный, брат мент, а я… в семье не без урода?

– Ты всегда так к себе относишься? В смысле, с пренебрежением?

– Я-то? Нет, я себя очень люблю и ценю, балую, как могу, и ни в чем не отказываю.

– А твой друг – он кто?

– В смысле? – не поняла Марина, что он имеет в виду.

– Чем занимается?

– Строитель, а что?

– Умный мужик, грамотный, – одобрил ее выбор папенька. – И любит тебя, это сразу видно. Можно вопрос?

– Попробуй.

– Что же ты детишек не нарожала, ведь была замужем?

– А ты подумай, – предложила она, насмешливо на него посмотрев. – Ты ведь журналист, спец по криминалу, что за глупый вопрос? Как я могла нарожать детишек?

– Зря, дорогая, потом будешь жалеть. Пока не поздно…

– Поздно! – перебила Марина. – Не заговаривай больше об этом, хорошо? Скоро доедем, сейчас умру от голода – я ж не завтракаю!

– Уже приехали, – паркуя машину на стоянке возле ресторана, ответил отец.

Маринин ресторан был намного круче и стильнее, но она предпочла умолчать об этом, чтобы не огорчать папашу, который старался угодить ей, как мог.

– Я никогда прежде здесь не был, – признался он, неловко усаживаясь в татами-рум. – Даже не знаю, как это все едят и пьют.

– Я покажу тебе, – пообещала она. – У меня призвание – учить людей пользоваться хаси и пить саке. Меня саму тоже этому один человек обучал, очень хороший человек…

– Муж?

– Нет, любовник. Что ты так смотришь? Я девочка взрослая, могу говорить и делать все, что хочу.

Папаша разглядывал ее с интересом, пристально изучал. Принесли заказ, и Марина принялась учить отца держать в пальцах хаси, у него не получалось, и они смеялись над его неловкостью. Все было мило и по-семейному – папа и дочь… Марина с удовольствием отпила саке, отправила в рот кусочек сырой семги, обмакнув его в соевый соус, и зажмурилась от наслаждения.

– Тебе не нравится? – спросила она, глядя на папашу.

– Необычно. Я очень традиционен, Мариша, всегда с трудом привыкаю к новому, – отозвался он, пытаясь подцепить палочками рол.

– Тогда зачем сюда меня привез, сказал бы сразу, что не любишь изыски.

– Хотел тебе приятное сделать. Расскажи мне что-нибудь о себе, – попросил он, дотронувшись до ее руки.

– Что я могу рассказать?

– Расскажи о своем муже, если тебе не очень тяжело вспоминать…

Марина отложила хаси на подставку, поставила локти на стол и оперлась подбородком о сплетенные кисти рук. С одной стороны, она могла бы рассказать отцу все, что его интересует, но с другой… Это принадлежало только ей, и делиться с кем-то своим личным она не хотела. Но молчать дальше было уже просто невежливо.

– Он обалденный был, мой Егор. Я его сильно любила, никогда раньше не было у меня таких чувств. И он любил меня тоже – рисковал собой не раз и не два, чтобы меня спасти. Что еще? – Так трудно говорить о живом человеке в прошедшем времени, она раньше и не знала. – Я не заказывала его смерть, можешь поверить мне на слово.

– А я и не сомневался. Ты не такая.

– Ты не можешь знать, какая я. Но мужа я не убивала.

– Зачем тогда ты оправдываешься и пытаешься меня или себя убедить в этом? – Он внимательно смотрел на Марину, и она поежилась.

– Я не собираюсь оправдываться. Просто так противно, когда тебя обвиняют в том, чего ты не делала, просто физически не могла сделать, – это все равно что самой себе горло перерезать.

– Знаешь, этот твой англичанин странноватый какой-то, – вдруг перевел разговор отец, и Коваль насторожилась. – Мне кажется, он совсем недавно в Англии, я одно время работал там и немного знаю уклад и акценты, так вот Грег говорит слишком правильно, по-книжному, так учат говорить в наших вузах.

– Да? Не заметила. Вообще-то он учился в Москве, может, как-то сказалось. Не с детства на английском говорит, – как можно спокойнее произнесла она, в душе проклиная наблюдательного папашу, да и Егора заодно – зачем было вообще демонстрировать свой английский? Или русский, уж и не разобрать даже?

– Ты не устала? – обеспокоенно спросил папаша, снова дотрагиваясь до ее руки. – Может, тебя домой отвезти? – Но по глазам его Марина видела, что меньше всего на свете ему хочется сейчас расставаться с ней, тем более что диалог наладился какой-никакой.

– Если ты занят…

– Нет-нет, – поспешно перебил он. – Я совершенно свободен!

– Тогда теперь твоя очередь рассказывать, раз уж мы пытаемся узнать друг друга, – усмехнулась Марина, отпивая саке.

– У меня, Мариша, все не так интересно, как у тебя. Работа, работа… Внук растет, взрослый парень уже – двадцать четыре года, юрфак закончил.

– Что за наказание! – захохотала она, едва не подавившись саке. – Племянник – и тот почти мент! В кого я у вас такая?

– А в кого, правда? – поинтересовался он с улыбкой. – Ты ведь училась где-то?

– Да, я медицинский закончила, нейрохирургом работала, отделением заведовала даже. А потом понеслось… давай как-нибудь в другой раз, – попросила Коваль, не в силах снова переживать свою жизнь за последние восемь лет. – Просто так сложилось. Теперь вот сижу с чужим паспортом, сломанной рукой и хромой ногой, а мне ведь всего тридцать три года, прикинь?

– А с ногой что у тебя?

– Ранение в позвоночник. Говорили, что вообще не встану, ходить не буду, останусь в инвалидном кресле. Но я настырная, – усмехнулась Марина и взяла веточку петрушки, покрутив ее перед глазами. – И вообще – я столько раз слышала фразу про то, что не выживу, не встану… а уж муж мой сколько раз ее слышал – не сосчитаешь! Но я вставала, снова жила, снова занималась тем, чем и раньше. Странно, да?

Он вдруг подсел к ней и обнял за плечи, прижав к себе и поглаживая по голове, и Коваль неожиданно расплакалась, всхлипывая, совсем как маленькая.