– Могу сделать синие.

– Не надо – свои лучше.

Отец рассмеялся и попросил:

– Грег, вы позволите мне подать ей пальто? Мне хочется поухаживать за дочерью.

– Конечно, Виктор Иванович, о чем речь! – согласно кивнул Егор, и отец радостно снял пальто с вешалки, подавая Марине.

«Странно, ей-богу, – ну, ладно еще, если бы не было у него детей, но ведь сын, внук! Что за прихоть заботиться о ком-то?» – успела подумать она, наблюдая за счастливым выражением отцовского лица.

В машине Коваль опять занервничала, закурила сигарету.

– Расслабься, ты вся напряженная какая-то, – шепнул Егор, наклонившись к ее уху.

– Не могу.

– У меня такое чувство, словно ты, Мариша, ждешь от меня подвоха, – глянув в зеркало, сказал отец. – Как будто сейчас вместо брата и его семьи ты встретишь взвод омоновцев в масках и бронежилетах.

– Такое тоже бывало. С этой стороной жизни я неплохо знакома – СИЗО, ОМОН, КПЗ.

– Доводилось бывать? – удивился отец.

– А то ж! Такая жизнь, – усмехнулась Марина, выбрасывая окурок.

– Приехали, – сообщил Виктор Иванович, паркуя машину у подъезда большого пятиэтажного дома недалеко от Триумфальной арки. – Вот тут я и живу – видишь три окна на третьем этаже?

Да, неплохо, и от центра недалеко, и дом хороший, и машинки во дворе сплошь новенькие и совсем недешевые. Но Марина так привыкла жить в коттедже, что сам вид этих скворечников, населенных людьми, навевал на нее тоску и воспоминания о «хрущобе», где они жили с мамашей. Стоя перед дверью квартиры, Марина испытала какое-то странное чувство – вот сейчас войдет и увидит мир, в котором живет ее отец, вырос ее брат, в котором не нашлось места ей самой. Не то чтобы ей это было надо, но почему-то мечталось, чтобы и у нее, как у всех, был дом, куда хотелось бы приходить, где бы ее ждали. Дом, а не пропахшая перегаром «двушка», где частенько вспыхивали разборки за недолитый стакан водки, а на продавленном диване валялась вечно пьяная оплывшая тетка, которой было все равно, вернулась дочь или нет, поела ли, сделала ли уроки…

Дверь открылась, и на пороге появился высокий худощавый мужчина в форменной синей рубашке, голубоглазый, с темно-русыми волосами, подстриженными коротко и начавшими седеть на висках. Он отступил в глубь квартиры, впуская всех, и отец засуетился вокруг Марины:

– Дима, ну, что же ты – помоги раздеться!

Мужчина помог ей снять пальто, исподтишка разглядывая лицо. Марина взглянула в его глаза прямо и открыто, без своего обычного прикола с упавшей челкой, и он чуть улыбнулся:

– Ну что, сестра, давай знакомиться?

– Давай. Марина.

– Дмитрий, для тебя просто Дима. Пап, не создавай суету, – попросил он отца, стоящего тут же, – иди в комнату, там Люся на стол накрывает, помоги, а мы тут сами разберемся. Вы не смотрите, что я в форме, – сразу попытался оправдаться брат, заметив, что Марина косится на его рубашку. – Просто сегодня совещание было, не успел домой заехать.

Он протянул руку Егору:

– Дмитрий.

– Грег, – ответил на рукопожатие Малыш.

– Интересное имя у твоего друга, – повернулся в Маринину сторону брат. – Или он не друг?

– А тебе как больше нравится?

– Мне-то все равно. Он иностранец, что ли?

– Да, англичанин. Просто учился в Москве, потому и по-русски так хорошо говорит, – уточнила она, чтобы сразу избежать ненужных вопросов.

– Ну, проходите, а то встали тут, как в гостях! – подхватив обоих под руки, сказал Дмитрий и потянул за собой в гостиную, но Марина неловко оперлась на больную ногу и ойкнула тихонько, что сразу же услышал Егор:

– Что с тобой?

– Нога…

– Ой, извини, я не подумал… – смутился брат, убирая руку с ее локтя. – Папа сказал, что у тебя со здоровьем проблемы.

– Это разве проблемы! – отозвалась Марина, устраиваясь в кресле и вытягивая ногу поудобнее.

Егор сел напротив, и Коваль сразу разгадала его маневр – хитрый Малыш решил взять ее под контроль.

Брат тем временем принес пепельницу и спросил:

– Куришь?

– Да.

– Современная девочка. И пьешь, наверное?

– Скажу по секрету, только отцу не говори – иногда напиваюсь до полной отключки! – подавшись к нему и сделав большие глаза, шепотом сообщила Марина, и он расхохотался:

– Наш человек! А что предпочитаешь? Вино, шампанское, мартини?

– Текилу и коньяк, другого не признаю.

– Вот это да! – протянул он, разглядывая ее. – Ну, ты точно моя сестра – я, кроме коньяка, ничего в рот не беру со студенческой скамьи! А вы, Грег? – повернулся он к Егору, и тот произнес:

– А может, сразу на «ты» перейдем, мы же ровесники, и вообще – к чему официоз?

– Отличный вариант! – обрадовался брат и потянулся за рюмками. – Давайте за знакомство, пока моя половина отвернулась.

– Слушай, а ведь мы точно родственники, – улыбнулась Марина, взяв протянутую рюмку. – Я тоже любила выпить, когда моя половина отвернулась.

– И где теперь твоя половина?

– Там, откуда не возвращаются.

– Извини, я не знал…

Коваль бросила быстрый взгляд на Егора – мол, ну, как, понял, каково это, зная, что ты жив и вот он сидишь, говорить о том, что тебя нет? Он опустил глаза. В это время в гостиную вошла невысокая женщина с такой длинной и толстой косой, уложенной вокруг головы венцом, что, казалось, шея едва выдерживает эту тяжесть. Поставив на стол тарелки, она выпрямилась и насмешливо спросила:

– Что, Коваль, равновесие восстанавливаешь? Познакомил бы с гостями, а потом уж…

Генерал отставил рюмку и приобнял жену за талию:

– Люсенька, это моя сестра, Марина, а это – ее друг, Грег. А это, дорогие мои, моя жена Людмила. Вы не смотрите, что она такая маленькая, зато очень большой начальник – работает в пресс-службе ГУИН.

И тут Маринины нервы сдали окончательно. Кому расскажи, умрут со смеху – брат мент, невестка в ГУИНе, племянник – и тот юрист! Она чуть не подавилась коньяком, такой хохот раздирал ее.

– Извините, ради бога, – пробормотала Марина, вставая из кресла и направляясь в прихожую за платком. Следом вышел Дмитрий:

– Что случилось?

– Оцени комизм ситуации, – предложила она совершенно серьезно. – Нам с тобой никак нельзя показать, что мы родня.

– Это почему еще?

– А прикинь, что будет, когда все узнают, кто у тебя сестра? Извини, Дима, я не умею Версаль разводить, скажу все как есть, а ты уж сам дальше думай. Ведь отец сказал тебе, кто я?