конкретному человеку, а просто «тому, кому она нужна», в рамках движения «эффективный альтруизм» (приверженцы Сингера такие же крутые, как и он). Отчасти расчет, который проводят люди, жертвуя свои почки, предполагает, что шансы умереть, отдав одну почку, — примерно 1 к 4000. Примерно столько же, что и попасть под колеса автомобиля, катаясь на велосипеде. Для них это значит, что, не жертвуя вторую почку, человек оценивает собственную жизнь в 4000 раз выше, чем жизнь других, причем незнакомцев. Несмотря на такие логические выкладки, большинство из нас, скорее всего, сто раз подумает, прежде чем просто… отдать почку. У большинства есть семья или близкие друзья, для которых мы теоретически можем стать донорами. Что, если нашему ребенку через несколько лет понадобится почка, а мы не сможем ему помочь, поскольку уже отдали ее, чтобы удовлетворить требования австралийского специалиста по этике, которого мы никогда не видели? Или оставшаяся почка откажет и мы будем вынуждены просить члена семьи отдать почку нам? Невеселая перспектива. Да, вероятность такого события невелика, но это не утешает. От одной мысли об этом у нас мурашки по спине[244], [245].

Еще один упрек в адрес Сингера заключается в том, что он вообще не поддерживает так называемые культурные благотворительные организации[246]. Когда дети, по его словам, буквально умирают, трудно оправдать человека, игнорирующего их страдания и спонсирующего местный художественный музей или симфонический оркестр. Опять же трудно поспорить с логикой этого утверждения, однако оркестры — это замечательно! Для кого-то они невероятно значимы и жизненно важны, помогают считать себя людьми. Жестоко наказывать этих людей за то, что они дали деньги оркестру, а в качестве палки для битья использовать смерти детей, которые можно было предотвратить. Точка зрения Сингера важна и понятна: некоторые благотворительные организации явно лучше других, движение эффективного альтруизма заслуживает огромной похвалы за исследование и акцентирование внимания на тех, кто достоин денег[247], [248]. Но в таком ракурсе проблема приобретает черты, схожие с ситуацией с бампером Saab: не надо думать о том-то, потому что вот это намного хуже. О, вы хотите пожертвовать сто баксов художественному музею? Круто! На эти деньги вы могли бы спасти двадцать человеческих жизней, но нет, вперед, посмотреть на скульптуру Бранкузи тоже важно.

Аргументы Сингера разочаровывают своей негибкостью. Да, их логика очевидна, мы постоянно с ней сталкиваемся, даже когда чувствуем, что это несправедливо. Вот почему, когда я купил дорогую, но совершенно «ненужную» биту с автографом после того, как Red Sox выиграли первенство по бейсболу, я на миг расстроился. Я ощутил, как Питер Сингер уставился на меня сквозь расстояния. Восемьсот баксов за биту, шутишь? Ничего лучшего с этими деньгами сделать нельзя? «Оставь меня в покое, Питер Сингер!» Надеюсь, я не вслух это сказал. «Это важно для меня! Позволь мне это сделать!» Образ Сингера был непоколебим. Ладно, чувак. Это твои деньги. Но, может, хотя бы краем глаза взглянешь на сайт объединения Oxfam и прочитаешь пару историй о тех, кто живет в крайней нищете?

Помните Бернарда Уильямса и его критику утилитаризма? Он сказал, что это лишает нас безупречной репутации, чувства целостности и неделимости личности. Мы жертвуем собственными личными проектами во имя неопределенного массового общечеловеческого счастья. Утилитаризм отказывает нам в том, что делает нас собой. Уильямс счел бы абсурдной идею о том, что я поступил неверно с моральной точки зрения, купив сыну подарок, когда мы вместе занимались любимым делом, которое формирует тесную связь между нами. В итоге я оказываюсь рядом с Уильямсом и Сьюзан Вулф, которые предостерегали нас от стремления к моральной святости. Наша жизнь принадлежит нам, и мы не должны испытывать чувства вины, наполняя ее переживаниями и даже предметами, которые придают ей форму, наполняют ее. Следуя логике Сингера, я вообще не должен был ходить на игру, ведь билеты на чемпионат недешевы. Возможно, нам не стоило покупать начос и хот-дог сыну, платить за парковку… да и за специальный пакет кабельного телевидения, где можно посмотреть все игры Red Sox. Очень быстро мы скатываемся до сущей глупости.

Но Сингер, черт возьми, в чем-то прав.

Мы делаем много ненужных глупостей и редко задумываемся о моральных издержках: о том, что было бы сделать лучше вместо этого. И я люблю Сингера за пристальное внимание к моральным издержкам — вот почему я люблю его, за его занудство. И его бескомпромиссный утилитаризм выполняет важную функцию. В 2019 г. он переиздал книгу «Жизнь, которую вы можете спасти» и попросил меня написать введение[249]. После того как я поговорил обо всем, что может взбесить читателя, когда он будет погружаться в работу, я[250] написал:

Важнее того, что вы чувствуете, читая эту книгу, только то, чего вы не ощущаете: самодовольство. Вам не покажется, что другие не важны. Вы не будете беспечно пролистывать сообщения о бедствиях, где бы они ни происходили, за границей или рядом. Вы хотя бы на мгновение задумаетесь о жизни пострадавших. И да, у вас в голове будет вертеться мысль о том, что вы можете сделать что-то простое, чтобы помочь, то, что не испортит вашу жизнь и не поставит под угрозу благополучие вашей семьи[251].

Это дар Сингера нам: людям, живущим даже в небольшом комфорте, невероятно легко стать самодовольными, забыть, что большинство людей на земле живут в бедах и бедности, у них есть ежедневные проблемы, которые нам и не снились, они в опасности. Кондиционирование воздуха, отопление, еда, чистая вода, стиральная машина, холодильник, электричество в течение необходимого времени, лекарства, отсутствие войн и благополучная, некриминальная обстановка — это то, что многие из нас считают естественным. Но многие не могут на это рассчитывать.

Сингер работает как сигнализация против самодовольства[252], [253]. Он здесь, чтобы похлопать нас по плечу, напомнить, как нам повезло, и спросить, не могли бы мы задуматься о других и сделать что-то еще, чтобы им помочь. У Сингера много недоброжелателей в академических кругах. Эта рука на плече заставляет нас чувствовать себя не лучше, но, честно говоря, так и должно быть. Никому не приятно то и дело садиться в лужу, поэтому, когда грозный воинственный австралиец с обрезом (я по-прежнему представляю себе его таким и ничего не могу с этим поделать) указывает, что мы почти всегда можем