Люди с особенно ярким воображением и имеющие высокий балл по шкале внушаемости на допросе, по-видимому, более подвержены риску создать определенные ложные воспоминания[238]. Айра Хайман выяснил и другое: люди, показавшие в тестах высокую склонность ожидать ошибок внимания и памяти, чаще создавали ложные воспоминания о детстве, нежели те, у кого в таких тестах были более низкие баллы. Эксперименты со студентами показали: чем выше оценка по такой шкале, тем чаще происходят случаи ложного узнавания слов, связанных по смыслу с представленными, – скажем, вы неверно помните, будто слышали слово сладкий, когда на самом деле слышали слова конфета, кислый, сахар, горький… (см. главу 4). Недавно в моей лаборатории Сьюзен Клэнси зафиксировала подобные проявления у взрослых женщин. Оказалось, что женщины, у которых, по их словам, пробудились утраченные воспоминания о том, как их насиловали в детстве, чаще неверно «вспоминали» семантически связанные слова в тесте на «сладость». Это отличало их от женщин, которые в детстве пережили насилие на самом деле и которые никогда об этом не забывали, а также от контрольной группы, участники которой не подвергались насилию.

Возможно, что с теми участниками, к кому, по их словам, вернулась утраченная память, и правда жестоко обращались в детстве, но они об этом забыли и лишь позже вспомнили. Ранняя травма может быть причиной повышенной склонности к ложному узнаванию. Но эта гипотеза не объясняет, почему женщины, которые сообщили о вернувшихся воспоминаниях, неверно узнавали слова чаще тех, кто ни на миг не забывал о насилии. Есть и альтернативная идея: она состоит в том, что вернувшиеся воспоминания ложны и отражают склонность поддаваться искажениям памяти, что приводит и к учащению ложного узнавания семантически связанных слов. Мы не можем быть уверены в том, где здесь причина, а где следствие: детская ли травма ведет к облегчению создания ложных воспоминаний – или более высокая восприимчивость к ложным воспоминаниям ведет к неточным сообщениям о травме, пережитой в детстве. Тем не менее Клэнси недавно провела другое исследование, которое показывает: люди, которые «помнят» о том, как их похищали и насиловали инопланетяне, чаще других ложно «узнают» семантически сходные слова. Поскольку никто никого точно не похищал, результаты указывают: те, кто чаще ложно узнавал семантически связанные слова в лабораторных экспериментах, более подвержены риску создания ложных воспоминаний вне лаборатории. По крайней мере, наши результаты подтверждают, что некоторые люди склонны к ложному узнаванию в большей степени, нежели другие.

К концу 1990-х кризис «вернувшейся» памяти явно начал ослабевать. Возможно, новые знания о внушаемости и памяти подвели психотерапевтов к более консервативному подходу. Может быть, причина тому выигранные тяжбы по искам тех, кто отказался от своих воспоминаний. Как бы там ни было, число новых случаев, связанных со спорными восстановленными воспоминаниями, резко сократилось. В бюллетене Фонда синдрома ложной памяти, опубликованном зимой 1999 г., директор Памела Фрейд сообщала, что фонд «теперь получает меньше звонков и писем от людей, которым требуется помощь» – и пришла к выводу: «Это снижение настолько велико, что мы можем упразднить отдел фонда, который занимался ответами на письма и звонки». Но расцвет и упадок вернувшейся памяти происходил наравне с кризисом-собратом, в котором внушаемость била по самым уязвимым воспоминаниям.

Внушаемость в детском саду

19 апреля 1999 г. адвокат из Бостона Джеймс Салтен прислал мне копию краткого экспертного заключения, поданного несколькими днями ранее по делу «Содружество штата Массачусетс против Шерил Амиро ле Фо». Более десяти лет назад ле Фо, ее брат Джеральд и ее мать Вайолет отправились под суд за приставание к детям в принадлежащем им детском саду «Вересковая пустошь» (Fells Acres) в Малдене, небольшом северном пригороде Бостона[239]. История семьи Амиро напоминала случаи в других детсадах, о которых говорили по всей стране. В 1980-х и начале 1990-х такие сообщения полыхали будто лесной пожар: вспомним лишь дело Макмартин в Лос-Анджелесе и дело о происшествии в детском саду «Шалопайчики» (Little Rascals) в Эдентоне, Северная Каролина, когда дошколята утверждали, что с ними совершали отвратительные и жуткие вещи. Дети обвиняли взрослых не только в сексуальном насилии, но и в других, совершенно невообразимых деяниях: в кровавых пытках, убийствах, принуждении есть мертвых младенцев и даже в полетах на летающих тарелках. Впрочем, медицинских доказательств того, что с детьми обращались жестоко, явно недоставало. И ни один взрослый посетитель никогда не замечал ничего плохого в детских садах, где вроде как творились страшные преступления. И ни с одной из школ прежде не было проблем: «Вересковая пустошь» работала восемнадцать лет без каких-либо обвинений в непристойностях – до 1984 г., когда их впервые предъявили Джеральду Амиро. Дошкольники, обвинившие его, почти всегда проходили допрос в полиции или беседовали со специалистами по работе с детьми.

Однако между «Вересковой пустошью» и другими детскими садами было одно невероятно важное отличие, отраженное в том экспертном заключении, о котором я упомянул в начале главы. По делу Макмартин прокуроры не смогли никого осудить и в конце концов отказались от таких попыток. Осужденные воспитатели из «Шалопайчиков» вышли на свободу после появления новых данных. Но несмотря на все усилия адвокатов и призывы ведущих исследователей детской памяти, штат Массачусетс стоял на своем: Шерил Амиро ле Фо должна сидеть в тюрьме.

В 1992 г. Амиро ле Фо и ее матери предложили сделку: условно-досрочное освобождение в обмен на признание вины. Но женщины отказались признать преступления, которых, по их словам, не совершали (Джеральд Амиро не получал подобных предложений ни в то время, ни после). В 1995 г. судебный процесс начался снова; обеих освободили. Но прокуроры успешно подали апелляцию, и в 1997 г. Верховный суд штата Массачусетс, отменив решение о назначении новых судебных разбирательств для женщин Амиро, снова отправил их за решетку. Безумная юридическая карусель сделала последний оборот в мае 1997 г.: судья Исаак Боренштейн отменил обвинительные приговоры Шерил и Вайолет на том техническом основании, что им не позволили (в прямом смысле) предстать перед обвинителями – детьми из «Вересковой пустоши» – непосредственно в суде. Вайолет Амиро умерла от рака в сентябре 1997-го. Обвинение готовило апелляцию против освобождения Шерил, когда ее адвокат Джеймс Салтен заявил, что у него есть новые доказательства и нужен новый суд.