В начале 1990-х гг. достойных ответов на эти вопросы не было. Психологи в общих чертах знали о том, что память поддается внушению, но по большей части им приходилось полагаться на свидетельства экспериментальных методов, впервые описанных в работах Элизабет Лофтус[225], когда неверные детали события проникали в воспоминания очевидцев[226]. Критики возражали – и не без оснований: такие мнимые воспоминания включают лишь незначительные детали впечатлений и при этом не демонстрируют и не подразумевают того, будто у людей может возникнуть целая панорама ложных воспоминаний о травме, например о сексуальном насилии. Критики утверждали, что ученым еще предстоит многое выяснить, прежде чем на их результаты можно будет полагаться как на достоверный источник сведений в спорах. И ученые сделали все, что было нужно. Да, это горькая ирония: споры о «вернувшейся» памяти, разрушив семьи и разделив многих психологов и психиатров на соперничающие лагеря, оказали благотворное влияние на исследования памяти и стали стимулом для новой волны изучения внушаемости.

И нет ничего странного в том, что именно Элизабет Лофтус – ключевая фигура в ранних исследованиях внушаемости и громоотвод в дебатах о «вернувшейся» памяти – сообщила об одной из первых попыток искусственно внедрить в память слегка травмирующий автобиографический случай. Позже этот эксперимент назвали «Потерявшийся в магазине»[227]. Юноша по имени Джим попросил Криса, своего младшего брата-подростка, вспомнить, как того в пять лет потеряли в торговом центре. Сначала Крис не помнил ничего, но через несколько дней вспомнил все – и в подробностях. Эксперимент прославился мгновенно: и по словам Джима, и по уверениям других родственников, никто никогда не терял Криса ни в каких торговых центрах. Лофтус исследовала более обширную группу из двадцати четырех участников – и после нескольких пробных бесед примерно четверть из них ошибочно вспоминали, что потерялись в детстве в торговом центре или в другом многолюдном месте.

Психолог Айра Хайман и его группа из Университета Западного Вашингтона успешно внедрили ложные воспоминания о детских переживаниях значащему меньшинству участников своих экспериментов[228]. Хайман расспросил студентов об их детстве: и о тех событиях, которые, по словам их родителей, произошли, и о ложном событии, которого, как подтвердили родители, никогда не было. Например, был задан такой вопрос: «Помните, как в пять лет, на свадьбе у друзей семьи, вы бегали с другими детьми, врезались в стол и окатили родителей невесты пуншем из чаши?» Добровольцы точно вспомнили почти все истинные события. О ложных они изначально не сообщали. Тем не менее в других экспериментах примерно 20–40 % участников вспомнили детали ложного события и сказали об этом позже. В одном эксперименте более половины испытуемых описали свои ложные воспоминания как «дорогие сердцу». Они даже помнили точные детали: где, кто и как именно пролил пунш. Остальные сообщили о «фрагментарных» ложных воспоминаниях: они помнили не всё.

Результаты Хаймана показывают, что главный виновник ложных воспоминаний – визуальные образы[229]. Те участники его исследований, которые приводили ложные воспоминания об опыте детства, в тестах на яркость визуального воображения проявляли себя лучше, нежели те, чьи воспоминания были более точными. Кроме того, когда команда Хаймана намеренно просила испытуемых представить событие, если те не могли его вспомнить, ложных воспоминаний проявлялось больше, нежели когда участникам позволяли спокойно думать о том, было такое событие в их жизни или нет. Результаты имели важное значение: другие свидетельства тоже подтверждают, что для воспоминаний о реальных событиях часто характерны яркие и детальные визуальные образы. Если образ – это своего рода мысленный эскиз истинных воспоминаний, тогда ложная память, приукрашенная мысленными «картинками», становится похожей на настоящую.

Итальянский психолог Джулиана Маццони вместе с Элизабет Лофтус задались вопросом: может ли другая методика, основанная на внушении, – толкование снов – создать ложные воспоминания?[230] Психотерапевты порой толкуют сны клиентов, делая выводы о том, что с теми случилось в прошлом. Но может ли толкование снов не раскрыть прошлый опыт, а создать его? В поисках истины Маццони и Лофтус попросили добровольцев оценить, насколько они уверены в том, что испытали в жизни те или иные впечатления. Затем, через две недели, одна группа принимала участие в задаче, на первый взгляд никак не связанной с экспериментом. Клинический психолог толковал их сны – и предположил, что в снах у них проявлялись подавленные воспоминания о событиях, случившихся до трехлетнего возраста, причем о событиях крайне печальных: о том, как их оставляли родители, как их теряли в толпе, как их бросали, одиноких, растерянных, среди незнакомцев. Ранее участники указывали, что такого с ними никогда не происходило. Тем не менее, когда со дня толкования сновидений минуло две недели и их снова спросили о впечатлениях детства, большая часть заявила, что помнила о том или ином событии, а то и не об одном (им предложили три), хотя прежде ревностно это отрицала. В контрольной группе, где сны не толковались, ничего подобного не произошло.

События, о которых «вспоминали» люди, принимавшие участие в экспериментах Лофтус, Маццони и Хаймана, порой огорчают, но не связаны с серьезной травмой. В дальнейшем добровольцам стали предлагать впечатления более тревожные, но итог остался прежним. С помощью методик, подобных тем, о которых сообщал в своем отчете Хайман, канадский психолог Стивен Портер и его коллеги успешно внедрили ложные воспоминания примерно трети студентов: о нападении в детстве зверя, о несчастном случае на улице, о драке с другим ребенком[231]. Конечно, есть ограничения на то, какие именно воспоминания получится успешно внедрить. Например, в одном исследовании 15 % добровольцев ошибочно вспомнили о том, что их потеряли в торговом центре, но о том, как им в детстве ставили клизму, не вспомнил никто.