откровение передается людям через особых посланников, своей безупречной нравственной жизнью заслуживших право такими посланниками быть. Изначальным таким посланником был Пифагор, который первым и передал людям ту истину, которая необходима для правильной жизни[63]. Единственным показателем того, что истина божественного откровения действительно усвоена человеком, является нравственная чистота жизни и правильно выраженное благочестие, предписанное этой истиной.

То есть, критерий усвоения истины – практический. Теоретическое усвоение истины есть всего лишь предварительный этап ее усвоения, сущность которого состоит в исчерпывающем умственном понимании истины и её запоминании. А настоящее усвоение истины есть именно её осуществление на практике, через нравственно безупречное поведение и безупречно же обнаруживаемое благочестие.

Аполлоний Тианский: сущность абсолютной истины – божественное откровение, способ усвоения истины – нравственно-религиозная практика.

Но тогда возникает вопрос – что при таком понимании сущности абсолютной истины (как божественного откровения) и при таком понимании способа усвоения этой истины (через нравственно-религиозную практику) остается делать философии? Ведь она, по распространенному мнению, должна заниматься именно поиском чисто теоретической истины, а показателем ее нахождения должно быть более или менее подробное теоретическое этой истины словесное изложение. Ответ очевиден – философии здесь делать нечего. Абсолютная истина в обоих своих аспектах – теоретическом (= метафизическом) и практическом (= этическом) – обретена и без философии. Так что на долю философии остается только та сравнительно скромная роль, которую ей отводил ещё афинский софист Калликл, живший на пятьсот лет раньше Аполлония. Роль эта чисто педагогическая, а точнее, дидактическая – быть частью учебной программы общего среднего образования, которое предназначено для подготовки юношества к квалифицированному участию в общественно-государственной жизни. И ничего более.

Аполлоний Тианский: философия есть средство осуществления божественного откровения.

Правда, сам Аполлоний высказывался о философии с уважением, но при этом усматривал её значение только в том, что она является средством осуществления истинного, религиозно-метафизического, знания (т.е. божественного откровения) на практике. Но при таком понимании сущности философии она отождествляется с обычной житейской рассудительностью, практической опытностью в делах, ученостью, образованностью, да и просто со здравым смыслом. Ничего специфически философского в таком понимании природы философии не остается. Такое понимание отдаленно напоминает известное выражение Нового времени – «настоящая философия есть отсутствие философии»! Это выражение, правда, употребляется чаще всего для обоснования отказа от метафизического знания и признания вместо него в качестве истины естественно-научного знания. Но от философии можно отказаться и в пользу традиционного религиозно-метафизического знания, что и произошло у Аполлония Тианского. Тогда смысл выражения, что «истинная философия есть отсутствие философии», будет состоять в следующем. Истинная философия представляет собою просто логически и грамматически выверенное умствование, которое – и это самое важное – признает ограниченность своих возможностей. Признание ограниченности философского умствования состоит в том, что отрицается способность ума философствующего индивида быть источником истины. Истина – если вообще признавать её существование – имеет источник вне индивидуального разума. А это значит, что философия бессильна эту истину сотворить, ибо философия как раз и есть результат творчества индивидуальных человеческих умов. Признавая этот факт, философ тем самым отказывается от несбыточных притязаний философии, а значит, и от философии вообще, и ищет истину в другом источнике. Этот источник есть традиционное религиозно-метафизическое знание, по своему происхождению оцениваемое как божественное откровение, как дар Бога человеку.

По типу своего философствования Плутарх из Херонеи (46-127) имеет сходство с Аполлонием Тианским, но гораздо превосходит его богатством теоретизирования. В философии его прежде всего интересовала религиозно-нравственная область. Основной заботой в этой области он считал очищение религиозных представлений от тех искажений, которые являются следствием невежества толпы, т.е. от суеверий. Если эти суеверия отбросить, то обнаружится, что в основе всех здравых религиозных исповеданий лежит одна и та же система убеждений, суть которой в следующем.

Бог есть безусловная действительность, основные признаки которой, доступные для человеческого понимания, это: духовность (= имматериальность), разумность и благость. Предметно-чувственный мир есть эманация Бога, но эта эманация по качеству не тождественна Богу. Причина в том, что имматериальность Бога в предметно-чувственном мире сочетается с материальностью мира, которая сама по себе в сущность Бога входить не может. На первый взгляд, этот онтологический дуализм предметно-чувственного мира напрямую обусловливает и его, мира, нравственный дуализм. Рядом с добром существует и зло. Отрицание нравственного дуализма неизбежным образом подводит к абсурдному выводу, что источник зла следует усматривать в Боге. Да, нравственный дуализм фактически бесспорен, но он не является прямым следствием онтологического дуализма. Усматривать источник зла именно только в материи есть умственное заблуждение.

Действительный источник зла имеет духовную природу. Это злое начало, признаваемое всеми, имеет различные наименования. Например, у египтян – это Сет (противник Гора), у персов – это Ариман (противник Ормузда). Но лучшее наименование злого начала дал Платон. У него злое начало – это «злая душа мира», противопоставляемая «доброй душе мира», которая является чистой (т.е. не обремененной материей) эманацией Бога. Действия злой духовной субстанции обнаруживаются и в различных частях окружающего человека природного мира, и в душевном мире человека. В таких, например, душевных состояниях, как неумеренные чувствования (аффекты), темные (= иррациональные) побуждения к проявлениям вражды, импульсивные выходки с неясной мотивировкой и т.п.

Сама же по себе материя не противоположна добру. Она представляет собою инертно-пассивную стихию, чье нравственное состояние зависит от преобладающего влияния на неё какого-либо начала, доброго или злого, Бога или «злой души мира». Материя этим своим характером, инертно-пассивным, обнаруживает отдаленное сходство с началом женственности в природе, тем началом, которое в египетской религии ярко выражает богиня Изида. Роль материи как пассивного женственного начала в природе состоит в том, что она вбирает в себя активное божественное начало, что выражается, в частности, проникновением в материю разумности. Тем самым материя из неопределенного, бесформенного состояния преобразовывается в целесообразно устроенный космос.

Плутарх из Херонеи: предметно-чувственный мир не отделен от Бога.

Эти рассуждения подводят к следующему важному выводу. Предметно-чувственный мир не отделен от Бога. Божественная сила пребывает в мире и составляет его душу, которая проявляет себя в жизни мира под признаками добра и разумности. Но надлежащей гармонии в бытии мира все же нет из-за наличия в нём рядом с добром и разумностью начала злого и неразумного. Эта онтологическая двойственность проецируется и на антропологию. В человеческой душе существуют и борются те же два начала – добро и зло, разум и безумие. И хотя доброе, божественное начало в жизни мира и человека преобладает, злое начало никогда не исчезает ни во внешней природе, ни во внутреннем мире человека.

Плутарх из Херонеи: разумом человек приближается