— Стой, чародей!

— Что? — равнодушие Голденваля можно было пощупать пальцами, настолько тяжелым оно ощущалось.

— Это… Это навсегда?

— Нет. Только в отношении Виталины. Ищи себе другую пару, волк, и прекрати желать то, что тебе не принадлежит.

Черный коридор портала затянул нас с алхимиком в темноту и невесомость под ногами. Спрятав мою тушку в своем плаще, он осторожно погладил меня по плечам и обнял, разрешая выдохнуть.

Погибший и воскресший Таурлендиил, заточение всей команды в темнице, покушение на императора, лечение психически неуравновешенного оборотня, разнос замка и несколько выщипанных волосинок из косы его имперачества — вот чем закончилась наша общая победа над маньячеллой по имени Басанти.

От придворных краем уха я слышала, что первые пару дней она кричала во все горло. Но кто услышит ее в глухом подземелье, кроме часовых стражников? Еще неделю она выла, уже реже кидаясь проклятиями, а потом охрипла и затихла. Вряд ли она смирилась со своей участью. Наверняка всю жизнь будет думать, как свалить из тюрьмы, вот только даже если у нее получится, она сделает себе хуже. Навредить кому-то не хватит сил, поддерживаемых жидкой похлебкой, а магии в ней больше нет. Зато император второй пожизненный срок назначать не станет. Сразу в камеру распыления отправит. В глаза я ее не видела, но предполагаю, ничего доброго такое наказание не сулит. Лишь пепел вылетит в выхлопную трубу и осядет где-нибудь среди горных пород.

Верховный межмировой совет, в который меня включили без моего ведома и даже против воли (ох уж, этот император Крайтона!), постановил вплотную заняться восстановлением мира и процветания в Содружестве Миров. Львиная доля казны пустилась в поднятие экономики Палармуса.

С «Барсуком» Олдену пришлось распрощаться. Вовсе не потому что заведение ликвидировали. Никто бы не посмел оставить девочек без работы, в которой они профессионалы. Просто мы перепродали бар новому владельцу, а сами вместе с нашей чудесной дочуркой перебрались в императорский замок на Крайтоне. Растущая Кристен не могла ждать, пока на Палармусе откроются школы. Ей требовалось общение с другими детками.

Лежа в жарких объятиях Голденваля, я рассказывала ему, какой забавной с каждым новым днем становится моя дочь. О ее друзьях и увлечениях. Замок императора ожил с появлением в нем Кристен. Даже лица придворных украсились улыбками. Да и сам император становился со всеми мягче.

— А как Халририй? — промурчал мне на ухо алхимик, пальцем поглаживая ареолу моей груди.

— Ревнивец, — засмеялась я. — Проходу мне не дает. Контролирует, чтобы никто, кроме него, не посещал мои покои.

— И у Олдена снова облом?

— Не только у него. Его имперачество тоже еле сдерживается, чтобы не заточить родного сына в соседнюю камеру с Басанти. А Таурлендиил и вовсе не появляется в замке. Халририй против непрошенных гостей.

— Его имперачество, — усмехнулся Голденваль. — У императора так-то есть имя…

— Пофиг. Я уже привыкла обзывать его, — улыбнулась я, подбородком упершись в твердую грудь. — А ты, Владлен? Собираешься за меня бороться? Однажды мне придется сделать выбор. Если Хал так и не смириться с вами, я стану только его законной супругой. От него отказаться я, увы, не могу. Я ношу под сердцем его дитя.

— Я на штамп в паспорте и не претендую. Тем более, мой дом здесь, Вита, на Палармусе. Не хочу переезжать. Мне будет достаточно даже твоих редких визитов. — Он завалил меня на постель, подмял под себя и мазанул по моему лицу агрессивно-нежным взглядом. — Какая же ты красивая, — прошептал, склонившись к губам и подарив мне очередной поцелуй. Как кипяток горячий.

— Влад-ле-е-ен, — томно простонала я ему в губы, обвивая его шею руками и раздвигая ноги.

Все мои мужчины абсолютно разные — и внешне, и по характеру. Они даже любят по-разному. Но все настолько искренни в своих чувствах и слабостях, что мне проще повеситься, чем остановить свой выбор на ком-то конкретном. И не будь Хал таким упрямым ослом, уже все бы завершилось свадьбой. Моей и… пятерых женихов — самого Хала, Олдена, Таурлендиила, Голденваля и его супер-пупер-улетного имперачества. Я даже придумала, какое у меня будет платье, и как мы украсим алтарь в Зарикании, где проведем незабываемый медовый месяц. Купаясь в термальных источниках, занимаясь любовью, мечтая и строя грандиозные планы на будущее, которое будет становиться краше с каждым новым днем.

Оставив мои губы мне, чтобы кусала их до боли, Голденваль плавно опустился к шее, покрыл поцелуями пульсирующую венку, переключился на холмы моей груди и довел меня до истошного крика своими ласками моих чувствительных сосков. Выгнувшись дугой, я ногтями впилась в его мощные плечи и расцарапала их до крови. Звучно втянув воздух сквозь плотно стиснутые зубы, алхимик издал глухой рыхлый стон.

— Прости, Владлен, — прошептала я, опомнившись.

— Ничего, детка, заживет, — улыбнулся он и, глядя мне в глаза, языком скользнул вниз по моему животу.

Обрисовал овал вокруг пупка, нанес обжигающие поцелуи на гладкий лобок, закинул мои ноги на свои плечи и присосался к горячим складочкам.

Не знаю, на что рассчитывал Хал, упрямясь, но я не могла ради него отказаться от всех этих мужчин! Каждый из них не просто любил меня, они делились со мной частичками своей души, наполняли меня жизнью, вселяли в меня уверенность.

Запустив пальцы в мужские волосы, я закатила глаза, погружаясь в невесомость блаженства, от которого немели не только ноги, но и мозг.

Я всю жизнь мечтала о крутом мужчине, настоящем рыцаре. Судьба подарила мне пятерых. Да я была бы круглой идиоткой, пойдя на поводу у Халририя!

Вылизывая меня с остервенением, Голденваль погруженным в мои недра языком чертовски головокружительно надавливал на пульсирующие стеночки, всасывая в себя набухшую вершину моего клитора и мои щедрые соки.

— Ты невероятно вкусная, Вита, — шептал он. — Неповторимая… Непревзойденная…

Я чувствовала не только нарастающее в груди возбуждение, но и сдавливающую рожки корону.

Хихикнув, притянула Голденваля к себе, заставила целовать мои губы и вторгаться в меня — грубо, жестко, пылко. Словно это наш последний секс в жизни.

— Люблю тебя, — шептала ему, наполняемая его вкусом, запахом, энергией. Впитывая в себя его бешеный тестостерон и купаясь в безграничном счастье порочного удовольствия.

Кончив уже четвертый раз за ночь, алхимик упал на спину и с тяжестью переводил дух. Покрытый тонкой пленкой пота, он полотном искусного художника блестел в пламени свечи. Красивый. Глаз не оторвать.

Но мне нельзя задерживаться. Я обещала Кристен поиграть вечером в какую-то настольную игру, которой ее научили другие дети в придворном детском лагере.

Отдышавшись, чмокнула Голденваля в гладко выбритую щеку и принялась одеваться.