с другой… клятва Гиппократа, которую бабушка мечтала принять у будущей невестки, не говоря уже об отсутствии даже и намека на приданое. Что такое отсутствие приданого, бабушка знала не понаслышке. Взять, к примеру, дедушку… Да что его брать! Тут бабушка вспомнила, как дедушка сам взялся на ее голову лет тридцать назад…

На следующее утро она объявила папе, что против этой женитьбы. Но папа уже не мог перестать быть за. И тогда он, неглупый сын своей матери, пригрозил ей немедленным отъездом на Кавказ в Серпухов. Раз счастья нет здесь, так почему бы ему не найтись там? Тут бабушка не на шутку испугалась. Что такое этот Серпухов, эта далекая и заснеженная Россия? Там даже деревья, даже листья на них — и те русские. Что уже говорить о девушках?! Мысль о варианте «и ушли к бизонам жить жираф и антилопа» довела бабушку до сердечного приступа. Иметь такое от любимого сына… Нашим врагам! Выпив полпузырька валерьянки и сказав дедушке все, что она о нем думает… бабушка дала согласие на брак.

Папа бросился к маме. Выбегая из дома, он от радости перепрыгнул все ступеньки на крыльце, но споткнулся обо что-то, упал и сильно подвернул себе ногу. До мамы, конечно, доковылял. На следующий день, однако, ходить он мог, только опираясь на мамину руку. Так они и пошли подавать заявление в ЗАГС. Кларина соседка Рива, увидев со спины идущих маму и папу, не преминула сказать Кларе: «Я таки не понимаю, почему надо было так торопиться? Ваша Ларочка такая красивая — и собралась замуж за хромого?»

Свадьба была шумной. Девяносто человек гостей плюс скрипка, плюс саксофон, плюс аккордеон, плюс Изя-барабанщик. Платье невесте шила сама мадам Перецман. И сейчас шили бы такие платья, если бы могли, конечно. Правда, была одна заминка — никак не могли найти подходящих пуговиц. И что же? Подобрали несколько фасолек одинакового размера и обшили их белой тканью. Это не голь, а Голда на выдумки хитра. То есть мадам Перецман. Одних анекдотов за столом было рассказано столько, что если их все разом рассказать кому-нибудь одному — так этот один лопнул бы от смеха на мелкие кусочки.

Гуляли весь день и всю ночь. Каждого вновь приходящего объявлял Изя-барабанщик, после чего оркестр играл туш. Дяде Грише с тетей Цилей сыграли такое музыкальное вступление… Гриша от избытка чувств дал оркестру крупную купюру. Настолько крупную, что после свадьбы ему пришлось держать ответ перед Цилей. Нашим врагам держать ответ перед Цилей. Гриша не удержал. Через день он наведался к Изе, чтобы… Не то чтобы все вернуть, нет. Но хотя бы часть…

А Фишманы подарили молодым шахматы. Возмущению дедушки не было предела. И это подарили соседи и лучшие друзья! Дедушка клялся, что когда дочка Фишманов, Света, будет выходить замуж, — чтоб мы все прожили еще сто лет дождаться этого момента, — так он пойдет на ее свадьбу с колодой карт. Ну, если бы папа женился на Свете, то мог быть и другой подарок… Но это была бы уже совсем другая история.

Вот, собственно, и все…

Эта история случилась давно, когда моему племяннику было лет десять или около того. Его мама, моя сестра, решила отправить ребенка в летний еврейский… чуть не написал пионерлагерь. Просто лагерь. Не потому, что сестра еврейка и все такое, а потому, что там было дешево и питание хорошее. Лет за шесть до этого она год или два водила ребенка в еврейский детский сад потому лишь, что он был во дворе ее дома. Сестра у меня вообще без религиозных предрассудков. Несмотря на еврейский детский сад, по вечерам Андрюше случалось есть и свиные отбивные. Она их так умеет приготовить… на косточке… Но сестру это, конечно, никак не оправдывает.

Надо сказать, что бабушка и дедушка были против такого детского сада, хотя их спрашивать никто и не собирался. Моя мама считала (про себя, конечно, считала. Вслух считать это дочери она не решалась), что, несмотря на разгул перестройки, в таких садах все воспитательницы — сотрудницы КГБ и переписывают по фамилиям детей, чтобы потом разобраться с родителями. Впрочем, поначалу ничего особенного не происходило. Ребенок принес из сада семисвечник и еще какие-то предметы культа. Однажды я сам слышал, как Андрюша, сидя на горшке, пел песню «Пурим, Пурим — праздник для евреев». Но это были, если можно так сказать, безобидные, внутрисемейные последствия. Увы, не замедлили появиться и другие.

Однажды бабушка и внук, гуляя по столице, проходили мимо какого-то пивного ларька, в котором продавалась жевательная резинка. Дети — существа глазастые, и Андрюша немедленно сделал стойку возле этой самой резинки. Само собой, без нее он идти дальше не мог. Он даже и сидеть без нее не мог, а мог только упасть на заплеванную землю рядом с очередью хмурых синих мужиков и дрыгать ногами. Но бабушку нелегко было уговорить. Она твердо знала, что от жевательной резинки слипаются внутренности, повышается кислотность и немедленно начинается язва желудка. Не отходя от ларька и начинается. Какое-то время они с Андрюшей препирались культурно, вполголоса. Так же культурно и вполголоса ребенок получил по заднице. Конфликт разрастался. И тут малолетнему, но хитроумному вымогателю пришло в голову такое… Крепко зацепившись ногой и рукой за выступающую часть ларька, внук громким, трагическим шепотом объявил бабушке: или ему купят резинку, или он немедленно закричит, что он… еврей. Пусть все услышат. Нокаут, в котором оказалась бабушка после такого удара, был сокрушителен.

Но перейдем, наконец, к лагерю. Надо было купить путевку. Она продавалась в синагоге, которая находится в Марьиной Роще. Сестра человек занятой. Она имеет свой бизнес. Или бизнес имеет… Впрочем, эти интимные подробности к нашему рассказу не имеют отношения. Короче говоря, за путевкой был отправлен муж. А муж у нее татарин. Он, конечно, пошел. У него и в мыслях не было ослушаться. Если ему жена велела… Зато она красивая. На вид зять мой чернявый, в очках и немного картавит. На первый взгляд и не поймешь… Но имя, отчество и фамилия — все совершенно татарское. Мужчина он спокойный, даже флегматичный немного. Его довольно трудно смутить или вывести из себя. Короче говоря — приехал он в синагогу. Там сидели еврейские бабушки и мамаши. Зять, интеллигентно картавя, спросил, кто крайний, и