Я не понимала, зачем мы здесь. Но в то же время в мире не существовало другого места, которое я сейчас предпочла бы этому. Я думала, насколько Иван особая и неординарная личность – насколько он реальнее и живее остальных, как он говорит и думает о вещах, о которых никто больше не говорит и не думает, с какой готовностью он несколько часов со мной гулял. Я всего-то отправила ему имэйл, и он провел со мной целый день. Кто бы еще в целом мире так поступил?

– На здоровье, – сказал Иван по-русски, и мы чокнулись.

Пиво оказалось прохладным и не сказать чтобы неприятным, но я всё равно не поняла, что в нем такого. Оно, как холодный кофе, было одновременно водянистым и горьким. Видимо, таким оно и должно быть.

– Ну как? – спросил Иван.

– Не знаю, – ответила я. Он взял мой бокал и сделал глоток. Я внимательно смотрела на него.

– Пиво как пиво, – сказал он, пожав плечами.

– Попробуй это. – Он подвинул свой бокал ко мне. Я попробовала. От моего оно практически ничем не отличалось.

– Мое лучше? – спросил он. Я покачала головой. Мы обменялись бокалами обратно.

Я не была уверена, что смогу допить. Глотать становилось всё труднее. Я ожидала, что почувствую, как на этом высоком табурете мое тело хоть немного закачается. И мне не показалось, что пиво помогло общению. Все вокруг смеялись и орали так громко, что нам приходилось наклоняться и кричать друг другу в ухо. Заиграла песня «Зачем ты медлишь» группы Cranberries. «Я у тебя под каблуком», – вновь и вновь повторяла певица, выводя девчачьи и слишком уж ладные трели. Я чувствовала, что ничего хорошего мне всё это не сулит, ни эта эстетизированная девочковость, ни эта страсть, ни слабость.

– Тебе нравятся Cranberries? – спросил Иван.

– Эта песня – не очень, – ответила я. – А тебе?

– Мне нравится, – он тем временем разбирал и пересчитывал мелкие купюры. – У меня хватит на еще по два.

Я поняла, что он имеет в виду еще по два пива. Мое сердце замерло. Я-то полагала, что «выпить по кружечке» нужно понимать буквально «по одной».

– Не могу, – сказала я.

– Почему?

– Мне рано вставать.

Он пристально на меня посмотрел.

– Сейчас даже одиннадцати нет.

Какой несчастной я себя почувствовала. Я не могла взять в толк, почему нельзя опустить ту часть, где я пью еще два бокала пива.

– Ну, я не хочу тебя заставлять, – сказал Иван – несколько иронично, словно намекая на известный нам обоим сценарий, где мальчики заставляют девочек и который со всей очевидностью не был нашим случаем. Я смутилась: если откажусь выпить еще – если испугаюсь, – то дам понять, что это всё же именно наш случай и что он собирается «мною воспользоваться» – эту фразу без кавычек вообразить невозможно.

– А если одно на двоих? – спросил Иван.

Я согласилась. Он пошел к стойке. Песня «Зачем ты медлишь» завершилась, и ее сменила «Веет подростковым духом»[38], которая мне нравилась за компанейскость и свободу, в ней сочетались негатив и жизнелюбие. Вернулся Иван с бокалом пива. Оно было потемнее, чем то, что он пил раньше. То ли из-за того, что это – его пиво, то ли потому, что мы отпивали по очереди, – мне оно понравилось больше. Я пила понемногу, даже меньше, чем по глотку, и всякий раз – вновь ощущая этот прохладный, незнакомый вкус – думала: новый глоток – напоминание о предыдущем или его продолжение? – и важно ли, насколько ты растянешь то, что всё равно в итоге завершится?

– Ты точно больше не хочешь? – спросил Иван, когда бокал подошел к концу. Я не смогла придумать, как отступить c позиции, которую в некоторым смысле заняла.

Когда я встала, комната закачалась, и я тут же наткнулась на стол. Иван взял меня под руку. Мне стало неловко, что я доставляю ему хлопоты, но в то же время я чувствовала себя пострадавшей, поскольку хлопоты возникли из-за его же действий.

– Наверное, я напилась, – сказала я.

– Вряд ли можно напиться от бокала пива, – ответил он.

Мои чувства были оскорблены. Он что же, считает, что я притворяюсь? И в следующий момент я вдруг подумала: а вдруг притворяюсь? Вдруг я на самом деле способна идти по более прямой линии? Мне показалось, что если сконцентрируюсь, то смогу. Щеки у меня горели. Я очень осторожно шла по прямой линии.

Когда мы двигались к кампусу по Массачусетс-авеню, из проема вышел человек.

– Купите книги, – сказал он.

Я инстинктивно отвела глаза, ускорила шаг и немного изменила курс, чтобы дать ему больше пространства для маневра, – а вот Иван поступил противоположным образом: приближаясь к человеку, он замедлил шаг и посмотрел на него, посмотрел прямо ему в глаза.

– Книги, правда?

Я вдруг прониклась чувством Ивановой свободы. Я впервые осознала, что если ты парень, если ты высокий парень с внешностью Ивана, то запросто можешь остановиться и посмотреть на что угодно и когда угодно. А поскольку я в настоящий момент у него в спутниках, то получаю особую привилегию и тоже могу вместе с ним смотреть на то же, что и он. Поэтому я вместе с Иваном стала смотреть на человека – на морщины, выгравированные у него на щеках, на лицо с тороватым и укоризненным выражением, на мутный глаз, на другой глаз с пронизывающим взглядом, на густые запущенные брови, нависшие сверху.

Человек распахнул полу плаща. К подкладке на контрабандный манер был прикреплен комплект мягкообложечных книжек: «Источник»[39], «Диетическая революция доктора Аткинса», введение в философию Хайдеггера, «Манифест коммунистической партии», сборник колонок из цикла «Дорогая Эбби», «Семь навыков высокоэффективных людей» и испано-английский словарь. Человек неуклюже, сверху вниз разглядывал книги, выбирая, очевидно, какую бы предложить Ивану. Мне было интересно, на какой он остановится, что именно он успел в Иване разглядеть.

– Не знаю, говорите ли вы по-испански, – в итоге произнес человек, вытаскивая словарь. Он заметил, что Иван – иностранец.

– Нет, не говорю.

– Тогда это – именно то, что вам нужно, – нашелся человек. – Всего доллар. Вы взгляните на цену на обложке – пятнадцать долларов. В Канаде – двадцать один. А до Канады отсюда всего пара часов.

Иван полез в карман – что за восхитительное зрелище, когда парень, в которого ты по уши влюблена, пытается выудить что-нибудь из кармана джинсов, – и достал оттуда пятнадцать центов.

– С миру по нитке, – сказал человек, засовывая пяти- и десятицентовую монетки в разные карманы. Он вытащил стопку открыток, из тех, что распространяются через ресторанные туалеты, и одну протянул Ивану.

– Подарите ее своей девушке? – спросил человек, переводя взгляд с Ивана на меня. – Почему вы не держитесь за руки, если любите друг друга?