– Кажется, до меня не дошло.

– Ну, это – ирония. Женщина не может носить гребни, поскольку продала волосы, а мужчине теперь не нужна цепочка, поскольку он продал часы.

– То есть эти гребни – чтобы их носить? Как украшение?

– Да.

– А не чтобы пользоваться ими как инструментом, не причесывать волосы?

– Да. По крайней мере, я так думаю. В любом случае, это неважно. Ведь волос у нее больше нет.

– Ясно, – сказал Иван. – Теперь я понимаю твое сравнение. Ты говоришь, что если бы ты пошла сегодня в столовую для первокурсников искать меня, это было бы так же бесполезно, как мне – искать тебя сейчас в корпусе Матера. Более того, это было бы так же бесполезно, как цепочка без часов или гребень без волос. Эта ситуация напомнила мне одно венгерское выражение: «Нужен как лысому расческа».

Я похвалила выражение.

– Так говорят, когда вещь реально бесполезна, – сказал Иван.

* * *

Вышел весенний выпуск литературного журнала. Мой рассказ поместили сразу после истории о парне, чья голова превратилась в бочку, на том же развороте, где гравюры Сэнди со свиньями на ступенях венгерских церквей. Через две страницы шла поэма о водопаде, истинной темой которой оказалась булимия. Финал рассказа напечатали мелким шрифтом в самом конце. Я испытала облегчение – во-первых, рассказ разбили на две части, а во-вторых, из-за размера и плотности шрифта прочесть его было физически почти невозможно.

На следующий день я получила от Ивана имэйл. Он писал, что его журнал у него сперли, поэтому он сам пока сказать ничего не может, но слышал, что я заняла первое место и что мой рассказ напечатали рядом со свиньями Сэнди. Подобное счастье я до этого испытывал только раз в жизни. Первый раз был, когда его приняли в Гарвард. Эту часть он написал по-русски.

* * *

Дина опоздала почти на час, я уже давно перестала ее ждать. Просто сидела в классе и писала в блокнот.

– О, а вот и наша виновница торжества! – сказала я, поскольку была рада ей, а ничего другого мне в голову не пришло, и к тому же я слышала, как люди так говорят.

– Что? Какая еще виновница?

– Ничего, неважно. Я просто рада вас видеть, – ответила я.

– Я потому и пришла, – сказала она. – Не хотела, чтобы ты сидела здесь одна. И не хотела, чтобы ты думала, будто я бросила занятия.

Нам пришлось столкнуться с проблемой, которой прежде удавалось избегать, – отрицательные числа. Отрицательных чисел Дина не понимала. Я некоторое время этого не замечала: она умела прибавлять отрицательные числа к положительным, но как выяснилось, она изобрела правило: «Всегда вычитай, сохраняя знак большего из чисел». Я втолковывала ей, что это правило не работает, если нужно сложить два отрицательных числа. Но так и не смогла убедить. Похоже, она думала, что это не имеет отношения к делу. К тому же в учебнике нам пока не встретились задачи, где нужно складывать отрицательные числа, и я оставила свои попытки объяснить. Но вот настал момент, когда понадобилось перемножить отрицательные и положительные числа, Дина и тут норовила сохранять знак большего из чисел. Это не мешало ей иногда давать правильный ответ. Она совершенно верно ответила, что 2 умножить на –5 равно –10; но с другой стороны, она считала, что –2 умножить на –5 – это тоже –10. К тому же, по ее убеждению, –5 больше, чем –2.

Я сказала ей, что в умножении не имеет значения, какое из чисел больше. Если количество минусов четное, то результат положительный, а если нечетное – то отрицательный.

– То есть нечетные числа всегда отрицательные?

– Нет! – сказала я, чувствуя, как учащается мой пульс. – Извините. Мне надо подумать, как вам объяснить это получше.

Увидев, что я раздражена, Дина успокоилась и стала меня утешать – в точности как моя мать.

– Дорогуша, – сказала она, отложив карандаш, – не волнуйся, мы рано или поздно это одолеем, – она подвинула ко мне свой блокнот. – Запиши сюда всё, что ты мне только что рассказывала, только с примерами, а я приду домой и прочту, ладно? Как тебе такой план?

– Неплохой план, – ответила я и принялась писать.

– Только не забудь примеры, – сказала она, глядя мне через руку, – а то, как увижу все эти слова – «коэффициент», «переменная», я тогда такая: «У-у-у»!» – вообще не врубаюсь.

Когда я вписала примеры, она закивала.

– Всё, как я говорила. Теперь у нас проблем не будет.

* * *

В десять вечера позвонил Иван.

– Ты где? – спросила я.

– У твоего дома.

Я выглянула в окно. Он стоял под фонарем у телефона экстренной связи. Эти телефоны напрямую соединены с полицией кампуса, на них нет даже блока с цифрами для набора. Понятия не имею, как Иван умудрился позвонить с него в мою комнату. Я спустилась на улицу. Он был не такой, как обычно, – какой-то возбужденный.

– Думаю, нам нужно выпить по кружечке, – сказал он. Он уже говорил, что алкоголь может мне помочь. Помочь в общении. Одержимость выпивкой – одна из тех особенностей колледжа, которые удивляли меня больше всего. На спиртное я всегда смотрела с предубеждением, поскольку мои родители любили принять за ужином и всякий раз после этого начинали меня бесить. Я и раньше знала, что алкоголь – немаловажная часть студенческой жизни, и что некоторые весьма небезразличны к этой теме, но даже представить себе не могла, что «некоторые» – это практически все, кроме самых скучных или инфантильных личностей и еще, может быть, религиозных людей. Нельзя просто не пить – так, чтобы это не выглядело демонстративно.

– Хорошо, – ответила я. – Пойдем выпьем по кружечке.

Иван повел меня в какой-то крутой пивной садик, мигающий белыми рождественскими огоньками. Охранник на входе попросил документы. Иван, кажется, сначала не понял, почему нас не пускают. Похоже, он принял это за дискриминацию.

– Мне нет двадцати одного, – объяснила я.

– Так дело в этом?

– В этом, дружище, – сказал охранник.

В двадцати минутах ходьбы от кампуса мы набрели на переполненный подвальчик с теплой стеной табачного дыма, пивным туманом и какими-то влажноватыми опилками на полу. Иван нашел столик, где люди собирались уходить – высокий столик с табуретами, – и стоял над ними, пока они не поднялись.

– Можешь подождать здесь, – сказал он. – Ты что будешь?

– Не знаю, – ответила я. Иван некоторое время смотрел на меня, и потом направился к стойке.

Все вокруг орали и были в футболках. Казалось, что спин больше, чем лиц. Я видела, как Иван, перегнувшись через стойку, что-то говорит барменше, девушке с короткой стрижкой, с ямочками и с улыбкой в глазах, хотя губами она не улыбалась. Он вернулся с пивом в полулитровых бокалах и протянул мне то, что светлее. Бокал показался мне тяжелым. Дорогим и взрослым.