– Ну, – ответил Иван. – Потому что всему свое время и место.

Мы повернулись уходить, как тут в нас – в сторону Ивановой груди – полетел какой-то предмет. Иван поймал его одной рукой. Это оказался испанский словарь.

– Вы его купили, – крикнул человек, заставив вспомнить предсказание Нининого шамана из Улан-Удэ.

Иван спросил, не нужен ли мне словарь для занятий по испанскому. Я ответила, что у меня уже есть. Он запихнул книжку в карман куртки.

– Что ж, может, когда-нибудь пригодится.

Я ощутила прилив тоски. Где он ему пригодится? С кем?

Тротуар сделался шире, и мне снова перестала даваться прямая линия. Иван объяснил, что нужно лишь держать постоянное расстояние между собой и стенкой. Мне это показалось невероятно смешным. Вслед за мной рассмеялся и Иван. Мы уже стояли у ворот кампуса – то есть практически у моей общаги. Иван вручил мне открытку. На ней сидел эскимос в иглу и пил воду «Эвиан». Сзади шариковой ручкой было написано: «You have a warm hart»[40].

– Это правда? – спросил Иван.

– При таком написании hart – это животное.

– Какое? А, погоди, знаю. Это что-то вроде оленя, да? Я видел у Шекспира, – Иван обожал Шекспира. На одной из наших прогулок он пересказал мне весь сюжет «Перикла, царя Тирского». Это заняло двадцать минут.

– Теплое сердце, – повторил Иван, держа меня за запястье. – Думаю, это, наверное, правда.

Я посмотрела на него. У него на лице была добрая улыбка. А вдруг он думает, будто я чего-то жду?

– Я, пожалуй, пойду, – сказала я.

– Прямо сейчас?

– Да.

– Чем займешься? Ляжешь спать?

– Да, – я взглянула на него.

– Ладно, – сказал он.

У меня было ощущение выигрыша, но всё же, когда я повернулась к воротам, появилось чувство, словно из груди что-то вырвали.

* * *

Ханна сидела за компьютером.

– А ты где была? – спросила она.

– В баре, – ответила я. Она вытаращила глаза. О проведенном вечере я рассказывала Ханне голосом, полным печали, но в чем именно состоит печаль, выразить не смогла.

– Было весело? – спросила она.

– Не знаю, – ответила я. Я и впрямь не знала.

Моя одежда пахла так же, как у всей моей родни по отцовской линии, они так и не бросили курить. Стоило мне забраться на второй ярус кровати и лечь, как комната завертелась. Я закрыла глаза, но сделалось только хуже. Я попыталась открыть глаза и сесть. Голова стала кружиться меньше. Но что же мне теперь – сидеть здесь вот так всю ночь?

Я заставила себя снова лечь и глаза не открывать и вскоре забылась неглубоким сном, снился мне Руперт Мердок. Когда я проснулась, свет уже не горел: внизу храпела Ханна. Такой жажды я не ощущала еще никогда. В темноте нашла кружку, добралась по коридору до душевой и с мыслями о своем теплом сердце открыла холодный кран.

* * *

Мы со Светланой ходили на фильм про Пабло Неруду и его почтальона[41]. Я думала, в нем будет что-то от тех стихов об атоме, но ничего подобного. Вечер стоял влажный и вязкий, и все прически превратились в катастрофу. В общаге Анжела, которая обычно, закрыв дверь, не выходила из спальни, теперь сидела за своим столом с зеркальцем и широкозубой расческой.

– Не знаю, что делать, – сказала она. Надо лбом у нее качалась копна волос, похожая на гигантский сэндвич. Она дала мне заколки и попросила помочь. Меня это тронуло, и я стала пытаться заколоть ей волосы. Но бесполезно – заколки не держались.

Моя собственная прическа на затылке напоминала буханку, а вокруг щек – кудрявый венец.

На автоответчике я обнаружила послание от Ивана, он спрашивал, что я делаю вечером. «Если хочешь, перезвони», – сказал он. Я стала раздумывать, позвонить или нет. Анжела спросила, что я думаю по поводу лака для волос. Я ответила, что лак лишь зафиксирует волосы в их теперешнем положении.

– Мда… – сказала она. Но я видела, что она всё же собралась его применить.

Когда она трясла баллончик, зазвонил телефон.

– Алло? – произнесла я с колотящимся сердцем.

– Дорогая. – Это была мать. Она только что посмотрела «Волшебника страны Оз» и хотела поделиться смешным моментом, как волшебник улетает на воздушном шаре, машет рукой и кричит: «Прощайте! Прощайте!» Раньше она не замечала, насколько это прикольно. По ее описанию звучало и впрямь прикольно.

Она спросила, какие у меня новости. Я рассказала ей про сообщение Ивана и про свои раздумья, звонить или нет, поскольку сейчас уже почти одиннадцать, а в это время в пятницу никто никогда дома не сидит. Она ответила, что я обязательно должна позвонить и что если он просил меня об этом, значит он, скорее всего, дома. Голос у нее звучал слегка несчастно. Ее бойфренд только что уехал – после фильма она отправила его домой.

Когда мы договорили, я набрала номер Ивана, но услышала автоответчик.

– Я звонила, но тебя не застала, – сказала я и повесила трубку.

Я решила принять душ. Пока искала полотенце, зазвонил телефон. Мое сердце вновь заколотилось. Это оказался Ральф. Он хотел спросить, не хочу ли я пройтись. И тут же объявился, сжимая в руках куртку и видеокассету в пластиковой коробке. Даже у него, с его аккуратной прической, волосы стали как из ваты и непослушными. Он сказал, что ему сначала нужно вернуть кассету, и мы собрались в видеопрокат.

В коридоре я принялась запирать двери, но тут вспомнила, что Анжела – у себя в спальне. Ральф пошутил про дверь – мол, с каким вызовом я на нее смотрю. Мы истерически заржали – и из-за двери, и из-за причесок, – тут я обернулась и с ужасом обнаружила над перилами голову Ивана с волосами, косматыми, будто логово дьявола.

– О… привет, – сказала я, перестав смеяться. – Мы просто идем с Ральфом вернуть его кассету.

– Ясно, – ответил Иван.

– Извините, а вы хотели… – Ральф перевел взгляд с меня на Ивана.

– Нет, нет, возвращайте свою кассету, – сказал Иван Ральфу. – Ты потом здесь будешь? – спросил он меня.

– Позвоню, как вернусь, – ответила я.

– Тебе не обязательно ходить, – сказал мне Ральф.

– Нет, мы уже собрались, – ответила я.

Мы втроем спускались по лестнице. Кто-то где-то вышел через пожарный вход, и сработала сигнализация, словно застрекотал миллион рехнувшихся цикад.

– Значит, вы сейчас смотрели кино, – Иван пытался перекричать сигнализацию.