Утром перед матчем Баб-Ягун ворвался в ЗалДвух Стихий, где уже завтракал весь Тибидохс, в приподнятом настроении.

– Давайте сюда свою тертую редьку! Яслопаю её вместе со скатертью! Только витамины выплюну! – крикнул он и,пробегая мимо, весело хлопнул по лбу отрешенного Шурасика.

Озадаченный Шурасик пришел в чрезвычайноеволнение, не зная, как ему теперь поступить: то ли дать Ягуну сдачи, то лирасценить этот подзатыльник как дружеский жест. Он даже извлек из сумкизатрепанную брошюрку «Как стать своим в компании? Правила социального общежития(под общ. ред. маг. З.А.Нюханного)» и стал спешно её пролистывать.

Однако к тому времени, как Шурасикокончательно утвердился в том, что это был именно дружеский жест, Баб-Ягуна ужедавно не было поблизости. Лучший ученик Тибидохса со вздохом спрятал книжечку ипринялся ответственно пережевывать гречневую кашу.

– Эй, вы все ещё дуетесь? Простите меня!Я дурак был. Обижался на весь мир и вообще вел себя, как последняясвинья, – виновато сказал Баб-Ягун, плюхаясь на скамью рядом с Таней иВанькой Валялки-ным.

Таня, ещё не забывшая ту некрасивую историю,когда Ягун пересел к Гробыне, вопросительно посмотрела на Ваньку. Ваньканедоверчиво моргал и явно не понимал, что за блажь нашла на Ягуна. Уж больностранно, что тот ни с того ни с сего вдруг признает, что не прав да ещё сияеткак медный пятак.

Причина отличного настроения Ягуна проясниласьбуквально через минуту, когда он будто случайно оправил свой драконбольныйкомбинезон. Возле кармана серебряным бликом сверкнул рупор комментатора.

– Откуда он у тебя? – удивиласьТаня.

– Сарданапал вернул. Уже насовсем, –сообщил Ягун.

– Вот здорово! Почему?

– Как почему? Всем понятно, что Горьяновникакой не комментатор. Правда, вот с темного отделения меня пока не переводят.Сарданапал говорит, что не все так просто. Я, мол, ещё многое должен в себеизменить, осознать свои ошибки, ну, и так далее. Обычное запудривание мозгов.Так вы прощаете меня или как? Чего вы такие надутые? – нетерпеливопереспросил Баб-Ягун.

Ванька забарабанил по столу пальцами.

– А ты считаешь, мы тебе на шею должныброситься? Вот так сразу? – поинтересовался он.

– Но я же признал, что вел себя какдурак! Ну хочешь, двинь меня в глаз, если тебе от этого легче станет! –рассердился Ягун.

– Нет, не хочу. Мне от этого легче нестанет. Теперь рупор у тебя и ты всем лучший друг. А завтра тебя, предположим,снова лишат рупора, и опять ты станешь злой как собака. Друг должен всегда бытьдругом, а не срывать на всех настроение, как болотный хмырь. Я тебя не могупростить, – твердо сказал Ванька.

– Ути-пути, какие мы нежные! Просто соплис сахаром! Честно говоря, от тебя-то, желтая майка, я другого не ожидал! –взбесился Ягун и повернулся к Тане: – Ну а ты? Простишь?

– Извини, пока не могу. Мне нужно время,чтобы во всем разобраться, – избегая смотреть на него, сказала Таня. Она иправда ощущала, что не готова ещё забыть. Слишком тяжелую обиду нанес ей Ягун.

Самолюбивый внук Ягте вспыхнул. Егооттопыренные уши рубиново замерцали, как тогда, в самый первый день, когда онявился за Таней к Дурневым.

– Очень вы мне нужны! Без васобойдусь! – крикнул Ягун и выбежал из Зала Двух Стихий.

* * *

К десяти часам драконбольный стадион Буяна былпереполнен. Вздумай какая-нибудь не в меру мечтательная гарпия уронить сверхукость или капнуть пометом, она наверняка попала бы кому-нибудь на макушку. Посчастью, гарпий в небе Тибидохса не было. Они смертельно боялись драконов иотсиживались в лесу.

Даже дополнительно установленных сотни скамейне хватило, чтобы вместить всех желающих, Циклопы, предусмотрительно увешанныеталисманами от сглаза, едва успевали проверять билеты, среди которых добраячетверть была фальшивой. Черные маги не любили понапрасну тратиться. К тому жемногие давно переняли у лопухоидов такое жульническое изобретение, как цветнойксерокс.

Первые четыре скамьи на всех трибунах занималикорреспонденты множества магических журналов, магзет и телестанций. Здесь былии «Голос из гроба», и «Лысыгорская правда», и «Лопухоидтаймс», и «Безлунныймагомолец», и «Последние магвости», и «Маг-ТВ», и «Шаман ньюс», и радиостанция«Колдуй-баба», и многие другие средства информации, не перечисленные лишь поавторской небрежности.

Зудильники корреспондентов трещали непереставая, производя такой кошмарный шум, что невозможно было услышать нетолько соседа, но и самого себя. Поклеп Поклепыч, явившийся на матч с русалкой,ультимативно потребовал у всех отключить зудильники.

Рассерженные корреспонденты подчинились, носгоряча забросали Поклепа сглазами, запуками и роковыми проклятиями. Ухмыляясь,завуч Тибидохса расстегнул свой парадный кафтан и продемонстрировал волосатуюгрудь, закованную в отражающий панцирь.

Корреспонденты заскрежетали зубами и, видя,что магией тут ничего не поделаешь, мстительно настрочили в блокнотики, чтозавуч Тибидохса носит женский корсет.

Из-за страшной суеты и давки начало матчапереносилось дважды – каждый раз на четверть часа. Арбитры торопливо проверялипрочность защитного купола, а драконюхи, зажимая прищепками носы, чтобы ненадышаться серным газом, то и дело ныряли в ангары к своим подопечным. Группаподдержки Гурия Пуппера, прибывшая ещё на рассвете, ухитрилась отвоевать лучшуютрибуну и, бесцеремонно закрывая другим обзор, растянула полотнище: «ГурийПуппер – вот кто супер!»

Телевизионщики из «Последних магвостей» и из«Маг-ТВ», которым нечего было ещё снимать, так как матч не начался, немедленноустремили на эту группу свои камеры.

Ванька Валялкин некоторое время наблюдал запупперовскими фанами, а затем навис над Шурасиком и принялся горячо убеждатьего в чем-то. Наблюдать за ними было забавно, Ванька наскакивал, как бойцовыйпетух, а Шурасик вздыхал и мотал головой, словно печальный ослик. НаконецШурасик уступил натиску и, заглядывая за подсказками в две-три тетрадки,составил сложное заклинание.

– Ну как, получилось? – нетерпеливопоинтересовался Ванька.

– Сложные заклинания писать – это тебе недрыгусами пуляться! Будешь торопить – сам пиши! – огрызнулся Шурасик.

– Я сам не могу. Ты же знаешь, Медузияговорит, я на уроках сам себя валяю. И потом Шурасик в природеодин-единственный, – польстил Валялкин.

Надувшись от гордости, единственный инеповторимый Шурасик перечитал свое заклинание, сделал в одном месте небольшоеисправление и стал бормотать, раскачиваясь на манер чукотского шамана. Бормотаньепринесло свои плоды.