Тем более что с такой мамой административных проблем бояться не стоит. Когда надо, тогда и распишут.

Кортеж у нас получается значительный. Две “Волги”, белые “Жигули” копейка, весёленький 412-й “Москвич” смешного цыплячьего цвета и увитый лентами мотоцикл с коляской. Не слишком разбираюсь в марках, кажется “Днепр”.

Ещё больше народу ждёт сразу у ЗАГСа. Ждут давно, так что встречают бурно и радостно. Одни курят прямо на ступеньках высокого крыльца. Другие отошли за уголок и уже отмечают вместе с гостями какой-то другой свадьбы. Обстановка живая и непосредственная.

Хожу среди народа, собирая материал. Ко мне привыкают, охотно позируют, девушки поправляют причёски, мужики хлопают друг друга по плечу.

Краем глаза вижу, как невеста совещается со своей мамой. Разговор ведётся эмоционально. Авдеева-старшая поджимает губы и направляется к ЗАГСу. Её причёска рассекает толпу как акулий плавник. За ней так же торопливо движется Татьяна, подтаскивая за собой за руку жениха.

Редкий ручеёк из гостей пристраивается сзади. Удивляюсь их немногочисленности, потом понимаю. Провинциальный ЗАГС не вместит всей толпы желающих, внутрь пойдут только избранные, и нам надо оказаться в их числе. Становимся с Женькой в хвост процессии, которая постепенно втягивается внутрь здания.

Своих коллег по цеху я опознаю сразу. Их двое, один в ярко-оранжевой кепке с изображением Атомиума и надписью “Международная выставка в Брюсселе”, второй полностью лысый с окладистой чёрной бородой.

Их выдают большие, висящие через плечо сумки с оборудованием, и утомлённые циничные взгляды, которые они бросают на праздничную толпу. Мол “вы тут все дурака валяете, а мы люди занятые — дело делаем”.

На одном болтается жилетка с бесчисленным количеством карманов, другой в пёстрой рубахе с пальмами.

Заметив меня, они шустро кидаются наперерез и перехватывают у самой двери.

— Что расщелкался, щегол? — говорит тот, что в кепке. — Свадьбу надо снимать с двенадцати кликов.

— Ни кадра в корзину, — добавляет “борода”.

— Мне ещё расти и расти, — соглашаюсь, — до ваших профессиональных высот.

— Щегол-то с пониманием, — сообщает коллеге фотограф в жилетке. — Но всё равно наглый сверх меры.

— А наглых следует учить, — делает вывод “борода”.

Они словно текст повторяют, заученный по ролям.

— Простите, дяденьки, — говорю, — приятно было пообщаться, но мы спешим.

— Ты охолони, — “жилетка” перекрывает дверь пузом. — Для тебя проход закрыт. Деньгу срубить надумал? Считаешь, ты один такой умный? Тут без тебя все места поделены, а всякие залётные, навроде вас идут лесом.

— Не имеете права, — кипятится Женёк, — вы этот ЗАГС не купили.

— Конопатый про права заговорил! — ржёт “жилетка”, — кати отсюда в свой Белоколодецк, стиляга! Пока на твоём мопЭде шины не прохудились сами собой.

— Это наша корова, и мы её доим, — заявляет вдруг “борода”.

— Да вы хоть знаете, кому мы фотографии делаем! — пока я размышляю, Женька решает прорваться с боем, — Второй секретарь райкома дочку замуж выдаёт!

— Светка Авдеева чтоль? — без особого пиетета переспрашивает “жилетка”. — То-то личности мне показались знакомые. А у вас право на оказание фотографических услуг населению есть, пижоны? Или же вы подшабашить решили? Так у нас это дело не пройдёт.

“Борода” решительно кивает.

— Так мы забесплатно, — говорю, — какие тут услуги?

— Это ты товарищу майору расскажешь, — глумится “жилетка”, — в ОБХСС. Хорошо, если по тупости и малолетству штрафом отделаетесь. А то покатите в Мордовию, ЗЭКа для стенгазеты фоткать.

— Натурально, — подтверждает “борода”, — в Мордовии гнус страшный, — сообщает он со знанием дела, — за ночь человека до кости обгладывает.

— А Авдеева от тебя первая открестится, — продолжает первый, — когда узнает, в какую неприятную историю ты её втравил.

— Не жалко, — говорю, — коллегу и в Мордовию?

— Ты мне не коллега, — а верхохват городской. — Отрезает “жилетка”. У народа трудовую копейку отбираете.

— Там же невеста наверху, — говорю, — у неё же сегодня такое событие. Как её без фотографий оставить?

Заговариваю зубы, а сам кручу в голове возможности. Прорываться с боем и устраивать скандал? Так, эти эти двое способны и заведующей ЗАГСом нажаловаться, так что нас за порог выставят, и в милицию заяву накатать. Чтобы не повадно было. Мы у них и правда хлеб отбираем.

Все возможные сферы заработка: школы и детские садики с выпускными альбомами, “рыбные” места на пляжах и бульварах и даже Доски Почёта на предприятиях были поделены среди “работников вспышки и объектива”. А уж место при ЗАГСах передавалось по наследству. От отца к сыну. Здесь кормились поколениями.

Точно так же передавалась и семейная мудрость. Тот самый набор обязательных кадров, которые надо было отбить на каждой свадьбе. “Молодые слушают тётю-регистратора”, “молодые обмениваются кольцами”, “лёгкий ненавязчивый поцелуй под фикусом”…

Двенадцать кадров на свадьбу, три свадьбы на плёнку. Конвейер. В СССР не только квартиры и пиджаки были типовыми, но и свадебные фото.

Всё это делается в тесной смычке с заведующими всех этих учреждений. Те имеют свою долю, потому лоббируют интересы “своих” и активно гоняют с поляны “чужих”.

Это в Берёзове стареющий Митрич допускает в район залётных мастеров из областной газеты, и то всё решалось на уровне райкома. Я же совершаю невероятную наглость. Лезу на чужую территорию.

— Ничё с твоей невестой не случится, щегол, — самодовольно заявляет “жилетка”. — Там наверху Борисыч сейчас? — он получает утвердительный кивок от “бороды”, — Борисыч твою невесту отработает в лучшем виде.

— А если не хочешь скандала с Авдеевой , — подключается “борода”, — то ты ему и заплатишь. Выручим тебя на первый раз. Скажем, что у тебя объектив запотел и плёнку перекосило.

— А мы, старшие товарищи тебе на помощь пришли, — кивает “жилетка”. — Гони полтинник, щегол!

Глава 19

— Что за шум, а драки нет?

На плечах у фотографов повисает краснорожий развесёлый Димон. Не думал, что буду так рад его видеть. Бородатый ещё держится неплохо, а вот долговязого типа в жилетке начинает клонить к земле.

— Не пускают, — говорю, — не верят, что я гость, и меня тётя Света забесплатно попросила отфоткать.

— А ты гость? — не врубается с ходу Димон.

— Конечно, — киваю, — я Колин братишка троюродный. Он что, не рассказывал?

— Толин, — машинально