Он выпрямился, хватая ручищами мою талию и с оттяжкой, размашисто, стал наполнять меня. Резко и глубоко. Правильно и сильно. Идеально.

Я уже мало что соображала. Просто стонала его имя, просила сильнее. Не хотела, чтоб сдерживался. Хотела ещё и ещё.

Давит на спину, заставляя лечь. Он надо мной, раздвигая коленями мои ноги, вторгаясь в меня на всю длину, размашисто, сильно. Мои волосы в его руке — намотаны на его кулак.

Сейчас — я громкая. Откликаюсь на каждый толчок. Вцепляюсь в его руки. Подставляю под клеймящие поцелуи шею. Принадлежу ему полностью. Отдаюсь ему вся.

Бастиан замедляется. Не торопится. Наслаждается мной. И я… Уже не тороплюсь. Вбираю каждое мгновение — с ним. Шепчу странные бессвязные благодарности — ему.

Он переворачивается на спину, увлекая меня за собой, оставаясь у меня внутри. Я — на нём. Верхом. Его руки на моей талии, на моей груди. Подхватывает меня под ягодицы, приподнимает на себе.

Его глаза — шальные, бешенные, скользят по моему телу, задерживаясь на груди, талии, на своём члене, ритмично погружающемся в меня, на мои нижние губы, принимающие его.

И я — такая же шальная, бешенная, упираюсь ладонями в его мощный торс, двигаюсь в такт движения его бугрящихся напряжением рук, неотрывно смотрю на него, любуюсь им. Теперь уже он позволяет мне — присваивать его.

И снова мне не хватает — совсем чуть-чуть. Срываюсь, сбиваясь с ритма, падаю ему на грудь. Тянусь к его губам, беззвучно прошу.

Бастиан усмехается. До меня доходит — наслаждается каждой секундой своей власти надо мной.

Стальное предплечье придавливает мою спину к нему. Мои волосы охапкой в его кулаке — запрокидывает мою голову, смотрит в глаза. Фиксирует меня так на себе — животом к животу, и двигает бёдрами — резко, в мою глубину до конца, выбивая из меня стон. Не отрывая глаз.

Пауза. Он глубоко во мне. Не двигается. Держит, прижимает, натягивает волосы, смотрит в лицо. Ещё толчок — неожиданный, резкий, глубокий, так, что я вцепляюсь в него, прикрываю глаза, закусываю губу.

— Кира, — зовёт он, — смотри на меня.

Распахиваю глаза. Его взгляд… тону в нём. Теперь и я не хочу отводить взгляд. Новый толчок — сильнее. Мой стон. Это безумие, я точно сойду с ума.

— Ты моя, Кира, — говорит он, останавливаясь. — Никуда, никогда не отпущу.

— Не отпускай, — шепчу я.

Бастиан стискивает зубы, прижимает меня к себе, оттягивает за волосы чуть сильней. Двигается резко. Ускоряясь. Имеет меня, присваивает, глядя в глаза.

— Хочу видеть твои глаза, когда ты на пике, — говорит он, — не закрывай.

Ещё быстрее толчки. Я вцепляюсь в его плечи. Распластана на нём. Полностью обездвижена. Только и могу, что смотреть, и чувствовать его, чувствовать его всего — внутри.

Меня накрывает медленно, но неотвратимо, нарастающей, длинной волной. Прикрываю глаза, невозможно это терпеть, и снова его приказ, его повеление — смотреть. И я смотрю, смотрю, смотрю…

Глаза в глаза — сжимаясь, выгибаясь всем телом, и без возможности двинуться из его могучей хватки. Не разрывая взгляд — с протяжным долгим стоном, вцепляясь в его плечи, пульсирущим влагалищем стискивая его член. Продолжая смотреть — его медленные движения во мне, продлевая моё удовольствие, растягивая наслаждения, наполняя меня блаженством.

— Бастиан, я… — от переполненности эмоциями мои глаза увлажняются, я закусываю губу.

— Не говори, Кира, — шепчет он. — Потом. Всё потом. Наслаждайся, девочка моя.

Едва я утихла — снова я на спине, под ним. И снова он неутомимо двигается во мне. Медленно. Наполняя меня довольством и длинной сладкой истомой.

Принимаю его поцелуй. Принимаю его всего. Принимаю его внутри.

Отдаюсь ему — вся. До конца. Навсегда.

Дотягиваюсь до его губ, растворяюсь в поцелуе, в его неторопливых движениях. Пожалуй, именно сейчас — я счастлива. Скорее всего — именно это чувство и есть счастье. Я так хочу верить, что Бастиан — моё счастье. Как же сильно я хочу ему доверять, верить ему полностью, как же я хочу поверить ему до конца.

Глава 40 Кира. Мысль

— Кира, какая мысль тебя не отпускает?

Я прикрыла глаза, сдерживая вдох. На этот вопрос Бастиана я могла бы ответить прямо сейчас, но… Боялась. Очень сильно боялась разрушить то хрупкое, что сейчас прорастало между нами.

Слишком хрупкое. Невесомое.

То, что я так не хочу, не хочу, я отказываюсь это терять!

С остервенением тру лицо, зажмуриваюсь, запрокидываю голову, глядя в потолок спальни. Глубоко вдыхаю и выдыхаю.

Скрещиваю руки на груди и снова смотрю в окно. В окне — рассвет и вид высоки деревьев, как на курорте.

Я так и не спросила Логра… Бастиана. Я так и не спросила Бастиана, где мы. Мы можем сейчас быть, как на поверхности планеты, так и в глубоком бункере, а это окно — или реальностью, или сверх-качественной голограммой.

— Кира.

Голос моего маршала требователен, наполнен властными непререкаемыми нотками.

Всё ясно, теперь не отверчусь и не отговорюсь.

Ладно. Надо решаться. Всё равно этого разговора не избежать.

Чувствуя, как внутри, у диафрагмы, всё предательски сжимается, а ноги холодеют от дурного предчувствия, я поворачиваюсь и смотрю Бастиану Логранду в глаза.

Мы только что позавтракали в соседней комнате, оборудованной под кухню, без окон, с красивыми световыми картинами на стенах.

Я в красивом закрытом халате, выглядящем вполне прилично, Бастиан в домашней одежде, штаны, кофта с длинным рукавом — элегантно и уютно.

У него взъерошены волосы, смотрит на меня внимательно, с настороженностью.

Я и сама к себе сейчас отношусь с настороженностью.

— Выкладывай, — приказывает он.

Я глубоко набираю воздуха, и медленно выдыхаю. Решаюсь.

Всё-таки задаю тот самый, уже приличное время мучающий меня вопрос.

— Бастиан, — начинаю я, пристально глядя на него, стараясь не упустить ни малейшего движения на его лице, — у тебя есть прямой приказ от императора скрывать от меня, кто я?

Он опускает глаза