качестве свидетелей покушения на Великого князя рассказывать не станем. Ни к чему это, внимание к собственной персоне хватает, у Петра, правда, поменьше его, но и для него это всё лишнее.

Впрочем, волновался я напрасно, как оказалось, из студентов мало кто знал о покушении, они жили своей личной или научной жизнью, и газет не читали, а многие совсем недавно возвратились с каникул и пока не успели полностью погрузиться в гущу столичных событий во всех их проявлениях.

Но меня больше всего интересовало сейчас даже не это, а возможность встретиться с Женевьевой. Увидеть её я смог в этот же день, в обеденный перерыв, но лишь издалека. Дело в том, что наши факультеты с каждым месяцем встречались всё реже и реже на объединённых лекциях, и думается, этот разрыв в будущем станет только нарастать. А тут ещё эти все события.

На удивление нас никто не вызывал на допрос в этот день. Просидев все лекции и пообедав, мы с Петром отправились в общежитие, и нас так никто и не побеспокоил. Может, забыли о нас? Жизнь шла обычным чередом. Объявился Ефим Трутнев, встретили мы его нейтрально, как и он нас.

— Сам решил съехать? — спросил его Пётр после лекций.

— Сам. Вы же только рады тому?

— Не без этого, вдвоём лучше, чем втроём.

— Вот и я так подумал, мне проще свой угол иметь, чем в вашем тесниться.

— Твоё дело. Мы с тобой ругаться не станем, нам вместе и дальше учиться.

— Ваше дело, — нейтрально ответил Ефим и сразу же ушёл, не желая продолжать разговор.

— Как-то изменился Ефим, ты не находишь, Федя? — спросил меня Петр после этой короткой беседы.

— Да, каким-то он немного другим стал, но нам-то что с того, Петя?

— Да ничего, собственно.

— Тогда давай лучше готовиться к занятиям, а то приключений набрали выше крыши.

Для дачи показаний нас вызвали на следующий день, подкараулив после занятий. Знакомый мне по прошлому допросу жандарм, одетый в добротную форму, перехватил нас при помощи коменданта, что лично зашёл к нам в комнату.

— Так, парни, не знаю, что вы там натворили, но вас просили проехать на допрос. Вот, даже бумагу дали, чтобы я мог официально вам её показать и о неразглашении бумагу подписал. Так что, всё сурьёзно, господа студенты. А сделано так потому, чтобы не привлекать к вам лишнего внимания, как к свидетелям. Собирайтесь, за квартал отсюда, возле магазина «У Порфирия» стоит извозчик, лошадь у него гнедая, а сани зелёные, вот к нему и садитесь. Хотя я сам вас до него отведу. Собирайтесь, времени мало.

Мы с Петром переглянулись, удивившись подобной конспирации, но комендант не тот человек, что станет шутить. Если уж его напрягли для такого дела, значит, и вправду всё серьёзно и надо идти. Я невольно пожалел, что отдал револьвер обратно, давно хотел себе купить оружие, но удовольствие это дорогое, не хватит моей стипендии. Такой револьвер в магазине стоит не меньше сотни злотых, если не больше.

— Хорошо, — сказал Пётр, и мы стали собираться.

Извозчик, каким его описал комендант, действительно ожидал нас. И, подойдя к нему, мы погрузились в сани и поехали по неизвестному адресу. Возле двухэтажного красивого здания, вход которого обрамляли две тонкие колонны, извозчик остановил сани и сказал.

— Приехали, господа студенты. Зайдете внутрь, на входе представитесь дежурному, а дальше вас отведут куда нужно. Понятно?

— Да, — ответили мы хором и стали выкарабкиваться из саней.

В холле дежурный унтер-офицер спросил наши фамилии и аккуратно внёс запись в журнал посещений, после чего развёл по разным кабинетам. Сначала проводил Петра, а чуть позже и меня.

— А вот и старый наш знакомый! — приветствовал меня уже знакомый жандармский офицер, что допрашивал когда-то в академии. Рядом с ним сидел более пожилой мужчина, которого я также видел при прошлых обстоятельствах, но не знал конкретно, кто он. Скорее всего, он сотрудник другого ведомства.

— Здравствуйте, — сказал я, — я вас тоже помню, но не знаю ни кто вы по званию, ни как вас зовут.

— Что же, пора внести ясность в наши отношения, коль вы, господин студент, уже второй раз, и думается, что не в последний, попадаетесь нам на беседу. Меня зовут Радочкин Ростислав Игоревич, я поручик Отдельного корпуса жандармов его Императорского Величества. А это мой коллега из уголовного сыска титулярный советник Дмитрий Анатольевич Кошко, и мы уполномочены расследовать в части, касающейся, обстоятельства покушения на Великого князя Ростислава Владимировича.

— Я понял, господин поручик, и готов приложить все усилия, чтобы помочь следствию.

— Это похвально. Мы уже ознакомились с материалами ваших допросов, а теперь хотели бы услышать всё из ваших уст. Рассказывайте самое основное, что вы видели.

— Хорошо.

Собравшись с мыслями, на ходу припоминая обстоятельства того, что со мной произошло, я стал рассказывать. Рассказ длился минут пять или семь, после чего я замолчал, глядя на поручика, и здесь всё моё внимание внезапно переключил на себя титулярный советник уголовного сыска.

— А теперь, молодой человек, не могли бы вы продемонстрировать нам всё случившееся с помощью вашего дара. Вы же в состоянии произвести всё виденное вами в качестве картины или новомодного кино, не так ли?

Несколько секунд я тупо смотрел на немолодого сыщика, силясь переварить только что озвученный мне вопрос. Такая очевидная и одновременно очень простая мысль доселе не приходила мне в голову. А ведь действительно!

— Могу.

— Тогда мы готовы посмотреть всю картину в целом и особенно ту часть, где вы столкнулись напрямую с убийцей, что стрелял в вас.

— Да, секунду.

Погрузившись в себя и вновь прокручивая в памяти тот день и час, я вызывал к жизни свой дар и начал показывать произошедшие события, подвесив в воздухе что-то наподобие экрана кино. Показ продлился недолго, может, две минуты, или немногим больше. То, что рассказывать долго, показывать, оказывается, получается очень быстро. Закончив, я погасил картину и посмотрел на обоих следователей. Хотелось есть, как всегда, после активного и долгого использования дара, но это мелочи.

— Прекрасно! На сегодня, я полагаю, мы закончим, — сказал поручик, — а вам, господин Дегтярёв, предлагаю подписать бумагу о неразглашении увиденного и попрошу не распространяться о том в стенах академии.

— Вообще нигде не распространяться, — вмешался в диалог титулярный советник.

— Да, Дмитрий Анатольевич, вы