Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это единственный выход? Нет ничего более безопасного для нее?
– Боюсь, что лучше пока ничего не придумали. Американцы разрабатывают искусственную имплантируемую почку. Но пока полноценно заменить живой орган она не может. И качество жизни в случае традиционной пересадки значительно выше.
– Что нужно делать?
– Вам следует сдать анализы. Если орган одного из вас подойдет, подпишите согласие, и будем готовить к операции.
О том, что его почка не подойдет в силу разницы в группе крови и размерах органа, Черняк узнал уже через несколько минут. Он разочарованно покачал головой. Результаты Настиных анализов пришлось ждать дольше. Когда они были готовы, она искренне обрадовалась. Роговский удовлетворенно кивнул.– Позвольте вам представить нашего нефролога-трансплантолога Головченко Евгения Ивановича. Он расскажет вам, как подготовиться к операции.
В этот день Черняк не мог покинуть больницу. Насте требовалась поддержка.
Он продолжал брать трубку, но разговаривал как автомат. В таком состоянии он ответил и дагестанцу Алику.
– Знаете, дорогой. Я поговорил там с правильными людьми. В общем, я не смогу вам помочь.
– Это все с очень большого верха идет. Мои люди ничего сделать не смогут. Так что извините. И удачи.
Окаменевший Черняк слушал короткие гудки, пока телефон сам не сбросил соединение.
Операцию провели через три дня. Черняк все это время почти не выходил из больницы. В течение послеоперационного дня в палате его дочери и жены происходило движение. Люди в белых халатах появлялись и уходили. Черняк уже не мог запомнить всех. Он понимал, что не все хорошо. На беспокойные вопросы он слышал только успокаивающие ответы. Он заходил в палату, но им не дали поговорить. Удалось лишь обменяться с Настей несколькими словами, а с Наташей – улыбкой.
Очередной звонок Твердохлебова вызвал нервный спазм в правой руке бизнесмена. Кроме информации о новых неприятностях в последнее время управляющий заводом ничего не сообщал. Черняк пошел по коридору в сторону лифта.
«Ничего, – говорил он себе, – моя дочь и жена еще живы. Я здоров и в рассудке. А значит, еще могу думать и бороться». Он втянул больничный воздух в легкие и на выдохе ответил:
– Слушаю!
– Владимир Алексеевич, с вами человек хочет встретиться.
– Кто?
– Назвался вашим спасением.
– Не понял.
– Человек с деньгами. В общем, инвестор.
Сказочный момент везения или новый выверт судьбы? Черняк не был способен оценить событие. После длинной паузы он уточнил:
– Когда?
– Предлагает завтра в десять у вас в офисе.
– Неожиданно. Подготовьте мне отчеты за последние три года и отправьте в офис. Если все серьезно, они понадобятся.
В голосе Твердохлебова слышалось оживление.
Черняк закончил разговор и вопросительно поднял глаза на подошедшего нефролога Головченко.
– Выслушайте меня, пожалуйста, спокойно, – попросил тот.
Черняк напрягся от такого вступления. Врач тоже чувствовал себя неуверенно.
– Мы пока не знаем причины. Но последние анализы показывают терминальную почечную недостаточность. Судя по всему, единственная почка отказывает.
Лицо Черняка покрылось мертвенной белизной.
– Отторжение?
– Нет. Я говорю о вашей жене.
И что-то рухнуло внутри него, разбившись в разноцветные звездочки, вспыхнувшие перед глазами. Он сам словно провалился в пустоту. Его разум уже не воспринимал слов пытающегося что-то объяснить доктора. Медленное возвращение в реальность вместе с жаром во всем теле выплеснулось в агрессивный вопль:
– Как такое могло случиться? Вы говорили, что пересадка безопасна для донора!
Плохо контролирующий себя Черняк теперь готов был схватить врача за грудки и трясти, пока тот не признается, что просто глупо пошутил или ошибся. И перепроверка наверняка покажет правду. Но даже в таком состоянии интеллигентность не позволила ему перейти грань между человеком и зверем. Он кипел, но не двигался с места.
– Мы пытаемся разобраться. Ничто не предвещало такого исхода. Все анализы были в порядке.
Доктор сам побледнел, почувствовав внутреннюю агрессию Черняка.
– Риск таких осложнений минимален. Его даже невозможно просчитать.
– Она может умереть?
– Мы пока не видим оснований для таких опасений. Это еще не конец. Орган может заработать. Сейчас мы отслеживаем ее состояние и делаем дополнительные тесты.
– С ней все в порядке. Требуется плановая послеоперационная реабилитация. В целом она в норме. Вы можете побыть рядом.
В этот день на голове Черняк впервые обнаружил седую прядь.
Обе лежали в одной палате. Он обратил внимание на мониторы, контролирующие их состояние, – такой техникой были оборудованы немногие больницы. У обеих капельницы. Черняк стоял между их кроватями, поворачиваясь то к одной, то к другой. Не без усилий рисовал он успокаивающую улыбку на лице.
– Все будет хорошо, – с трудом проговорила Настя, видя его состояние.
Слова давались ей через силу, словно застревали в горле. Она сильно похудела. Страх полноты заставлял ее постоянно мучить себя диетами. Теперь мечта сбылась. Но очень уж дорогой ценой. Дочь плохо понимала, что с ней произошло. Она хныкала, жалуясь на ноющую боль в боку:
– Папа, давай поедем домой! Я лучше весь день и всю ночь буду учить уроки. Даже играть нисколечко не стану! И мультики буду смотреть, только когда вы мне разрешите. И в комнате приберусь. Только забери нас с мамой отсюда!
Глаза отца увлажнились.
– Солнышко! Я обязательно вас скоро заберу! Давай только подлечим маму. Ей очень грустно будет здесь одной. Присмотри за ней, пожалуйста. А как только она подлечится, поедем домой. Ну что? Поможешь мне?
Девочка печально кивнула.Выйдя из палаты, Черняк уткнулся головой в стену больничного коридора и, до боли стиснув зубы, тихо завыл.
Глава 17. Пешка в чужой игре
Следующий день принес Саргасову сюрприз, отнявший у него дар речи. Это произошло ближе к полудню, когда отдел был заполнен народом. Перед Шароновым отчитывались два охранника. Красков, ответственный за техническую составляющую офисной безопасности, возился с сетью. Подошел «поточить лясы» Угрюмов. В этот момент в кабинет звонко постучали. После шароновского «войдите», сказанного командным голосом, дверь распахнулась настежь, и через порог шагнула улыбающаяся Мария Латунцева. Она сразу же освободила место для входящего следом широкоплечего парня. Успевшую расползтись по лицу Саргасова неконтролируемую улыбку как будто свело судорогой. Широко скалясь во все тридцать два зуба, ему приветственно, как Гагарин после приземления, махал рукой Димас.