он. Птицелов в последний раз сжал мои руки и исчез.

– Ребёнок, – прошептала я запёкшимися губами. – Достань ребёнка.

Власий приблизился, положил огромные ладони на мой живот и прогудел:

– Хм-м-м. Вижу, что устала.

Было обидно умереть как раз тогда, когда захотелось жить каждой клеточкой тела, но страшнее было потерять, не увидев, незнакомца из моего живота. Тёплая рука легла на мой холодный лоб, покрытый испариной.

– Спи, – приказал Велес, и черное небо, полное сверкающих звезд, окружило меня со всех сторон. Что-то мокрое и тёплое шлёпнулось мне на грудь. Раздались странные мяукающие звуки, заставляя душу вернуться из небытия.

– Покорми дочь, – раздался громкий бас у меня над ухом. В ужасе я рывком подняла голову. На мне копошился и хныкал комочек, покрытый кровью и слизью. Я прижала детёныша к себе, опасаясь, что тот упадёт, и до меня постепенно дошёл смысл сказанных слов.

– Дочь?

– А то, кто ж, – подтвердил Велес, и его глаза светились любовью.

– Радомир! – хотела крикнуть я, но едва услышала сама себя.

– Погоди мужа звать. Придёт. Пуповину пересечёт, обмоет. Но прежде послушай.

Марья. Я назову нашу девочку Марьей, решила я, пока древний бог не заговорил снова.

– Ты искупила свой грех. Вернулась на Путь, – строго сказал он, а я подумала: странно. Сегодня я была готова умереть больше, чем когда прыгала в тёмные воды Енисея, но тогда меня прокляли, а сейчас благословляют.

– Я даю вам с Радомиром дважды по семь лет, но после кто-то должен будет уйти, – сказал Велес, глядя мне в самую душу. – Жизнь за жизнь.

– Спасибо, – горячо прошептала я, забыв, что такое выражение благодарности неуместно.

– Не говори ему, – нахмурился старик. Прозвучало ли в его словах сочувствие или только мне почудилось?

– Обещаю, – кивнула я, не сдерживая текущие по лицу слёзы, и приложила дочь к груди. Власий бережно прикоснулся к её головке и хотел выйти, когда я просила вдогонку: – У нас могут быть ещё дети?

– Если сама захочешь, – задумчиво сказал Велес. – Четырнадцать зим, Яга, помни об этом. Мне придётся уйти на это время, и защита земель ослабеет со временем. Береги своё дитя. Всех своих детей.

Я снова кивнула. Ответа не требовалось, и я попросила:

– Позови скорей Радомира. Ему тяжелее пришлось.

– Да, – подтвердил старик и скрылся за дверью.

Глава 42

Третья моя дочь оказалась удивительным ребёнком. Жадно ела и много спала, а когда открывала по-младенчески синеватые глаза, в них светилась вселенская мудрость – впору испугаться, но я знала, что у всех малышей такой взгляд. Я не спускала Марью с рук. Понимала, что это не нормально, но и заставить себя не могла. Ни передать Забаве или Птицелову, ни положить в колыбель.

Если Радомир и считал, что я повредилась умом, то никак этого не показывал, терпеливо потакая моим капризам. И на руки дочь всё-таки брал, пока я ходила в баню или ела. Долго так, однако, продолжаться не могло, и однажды, проснувшись, я почувствовала, что Птицелова нет рядом. Сердце забилось. Я выбежала во двор, немало напугав детей.

– Тётка Яга, ты чего? – вскочил на ноги Богдан, чесавший Мухе пузо, и собака тоже мгновенно перевернулась на лапы, насторожилась.

– Где Птицелов? – спросила я, заранее зная ответ. Подошёл ближе Первак, и я заметила, что парнишка стал взрослее лицом и шире в плечах – когда успел?

– Ушёл, – пожал плечами младший из братьев, а Первуша внимательно всмотрелся в моё лицо, перевёл взгляд на кряхтящую малышку и уточнил:

– Нам найти его?

Не ответив, вернулась в дом. Что мне сказать им? Что теперь придётся обходиться самим? Сердце заныло, и я прижалась носом к младенческой макушке. У меня есть семья. Все будет хорошо. Только вечером снова вышла во двор. Солнце уже клонилось к закату, наливаясь оранжевым. Краем глаза заметила чужого серого кота, прошмыгнувшего у конюшни. Ай да Мурка, и здесь женихов себе нашла.

Минуточку! Откуда здесь, в заповедных землях Велеса мог взяться кот, если человеческого жилья нет на много верст в округе! Очень медленно, чтобы не спугнуть, повернула голову влево и услышала насмешливое мяуканье:

– Не признала, хозяйка?

– Шмель! Это ты!

Кот фыркнул и направился куда-то по своим делам, словно не шатался по лесам в образе чудовища всё это время.

– Власий сказал, тебе прощальный подарок, – раздался голос Птицелова, и я подпрыгнула на месте.

– Это ты! – глупо повторила я, словно забыла остальные слова.

– Кого-то другого ждала? – непонимающе нахмурился мой муж, а я смотрела на него и горло сжималось от сдерживаемых слёз.

– Да что с тобой! – сердито воскликнул он и отобрал у меня дочь. – Яга?

Наша дочь легко помещалась у него на локте. Птицелов уверенно баюкал невесомое тельце одной рукой, и ронять Марью не собирался.

– Просто не могу перестать думать, – выдавила я. – Когда ты уйдёшь?

– Когда совсем надоем, – легко ответил он, но я не поверила.

– Скоро дороги просохнут, и тогда…

– Я уже нашёл, что искал, – Радомир отвёл взгляд от дочери и посмотрел на меня совершенно серьёзно. – Людям мало отмерено времени. Я бы хотел провести его с тобой. Если уйдём, то вместе. Тебе бы понравилось южное море.

Страшная догадка обожгла меня:

– Велес говорил с тобой! Что он сказал?

– Что зверь Баюн – лучшая нянька ребёнку. Кажется, брат говорил и с тобой. Выкинь из головы, слышишь? У него свои замыслы, меня же волнует лишь ваше благополучие.

Когда Птицелов говорил так спокойно, его уверенность становилась заразительной. Напряжение вдруг отпустило меня, я на секунду прикрыла глаза и вдруг пошатнулась. Не упала, но Радек мгновенно оказался рядом и неласково подтолкнул в сторону дома:

– Иди спать.

– Рано, – неуверенно пробормотала я, но, глянув на сердитое лицо мужа, поняла, что сейчас лучше не спорить.

– Я долго ждал, когда образумишься, но боги не дали тебе ума, ведьма. Оставь младенца в покое, разве мало помощников вокруг?

Обиженно надув губы, побрела в избу, а Радомир вдруг негромко переливчато свистнул. На крыльцо передо мной запрыгнул кот, чуть не попав под ноги, и прошипел:

– Скажи своему колдуну – отгрызу ногу, если вздумает свистеть мне ещё раз. Или не ногу, м-р-р-р.

Лежать на мягких овечьих шкурах вдруг показалось мне таким блаженством, что я свернулась калачиком и чуть не замурлыкала вслед за Шмелём, угнездившемся в колыбельке.

– Не задавлю, хозяйка, обижаешь, – мяукнул он, прикрыв жёлтые глаза, хотя я ничего такого не говорила, лишь подумала мельком.

– Побудь здесь, – попросила я Птицелова и для верности сцапала его за руку. Вела себя как ребёнок, но Радомир лишь вздохнул и сел на край кровати. – Расскажи что-нибудь. Откуда у тебя столько денег? Не думай, что я не видела шафран на полке.

Я зевнула во весь рот, и кот был здесь ни при чём. Радек усмехнулся:

– Хорошо, будет тебе сказка. Спи. Когда я был в Поднебесной, император тяжело заболел, хотя был не стар. Лекари там творят чудеса порой, но и они не могли вылечить его недуг. Император угасал, и сердце его лишилось радости. Тогда каждый день к нему стал прилетать соловей. Птица пела столь прекрасно и подолгу, что на глазах императора стояли слёзы, но это были слёзы утешения, а не печали.

– Я знаю эту историю! – воскликнула я невольно, выныривая из сладкой дремоты. – Пение соловья отгоняло смерть!

– Если знаешь, то и говорить не о чем, – отозвался Птицелов, и я клятвенно пообещала не перебивать больше. – Придворные поэты написали именно так, но на деле императора вылечила не птица. Просто его перестали травить.

– О! – вырвалось у меня. Кажется, яды здесь использовали чаще, чем можно было представить.

– По отдельности вещества могут быть безопасны, и только встречаясь становятся ядом, – задумчиво произнёс Птицелов, погрузившись в собственные воспоминания. – Я был не слишком осторожен, и однажды императрица догадалась, что это птицы следят за ней и за всеми служанками. Тогда она повелела уничтожить