– Мы были в удивительных краях, и я благодарна тебе за это, – Птицелов слегка нахмурился в ответ на мои слова, и я замешкалась, подбирая слова, чтобы не обидеть мужа. – Иногда мне снится, как мороз пощипывает щёки. Снег хрустит и поскрипывает под ногами. Чистый холодный воздух обжигает, но хочется вдыхать его больше и глубже вместе с запахом льда и мокрого меха. Потом я просыпаюсь и будто задыхаюсь здесь.

– Снег всегда можно найти в горах, – заметил Птицелов, но я не могла остановиться и продолжала:

– В другой раз словно иду по мягкому мху и чувствую сырой запах леса. Грибов, хвои и прелой листвы. И немножко дыма – это ты топишь баню для меня. Мой дом не здесь, сам знаешь. Он нужен мне сильнее, чем я могла предполагать.

Пока Радек не успел что-то ответить, поспешила признаться:

– И я не чувствую своей силы больше. Остались только знания, да способность понимать людей независимо от наречия.

– У тебя есть дети, – произнёс Птицелов укоризненно, и я почувствовала, как внутри заворочался гнев.

– Кроме Финиста и Марьи есть и остальные. Хорошо, что Василь и Богдан вместе, я понимаю. Василиса уже взрослая, а Ждан давно меня позабыл. Но ведь Забава там на хозяйстве. И Первуша – стоило ли отсылать его так рано? Китаец мудр, но разве он будет любить своего ученика?

– Я отослал Первака к Лю не потому, что пришло время, – признался Радомир. – Просто чтобы он уехал и не думал больше о твоей Василисе. Царевне надо выйти замуж и как можно быстрее.

– Семь бед – один ответ, – невольно засмеялась я. – Замуж, значит? Как мне?

– Ну, так удачно уже не получится, – улыбнулся Птицелов. Вокруг его глаз обозначились лучики морщин, и нежность внезапно затопила моё сердце. Я прижалась к нему и скоро Радек обнял меня в ответ, положив подбородок мне на макушку.

– Будь по-твоему, ведьма, – вздохнул он, и сердце быстрее забилось в груди. – Отвезу тебя обратно. Иначе Финист и впрямь начнёт лопотать как латинянин раньше, чем освоит родную речь.

Я боялась пошевелиться и спугнуть Птицелова. Козы мои! Баюн! Родной дом!

– Битва должна уже закончиться к нашему возвращению, – задумчиво произнес Радомир и моя пылкая радость исчезла, словно лопнул мыльный пузырь.

– Что ты сказал? – прошептала я, резко высвободившись из объятий мужа.

– Перемирию конец, – мрачно глянул Птицелов. – Скоро орда затопит земли русичей. Им не выстоять.

– Почему я узнаю об этом только сейчас? – на гневный выкрик в дом вбежала Марья и остановилась в нерешительности, испуганно глядя то на меня, то на отца. Птицелов опустился перед ней на одно колено и погладил по щеке, успокаивая.

– А что бы ты сделала, Яга? – прищурился колдун и от его взгляда мне вдруг стало не по себе. У Птицелова внутри словно жили две сущности – одна тёплая человеческая, другая неведомая и пугающая. – Я постараюсь, чтобы твои воспитанники остались живы. Собирайся в дорогу.

Глава 44

Белая кобыла переминалась с ноги на ногу и всхрапывала время от времени, но Василиса сдерживала её твёрдой рукой, не обращая внимания на беспокойство любимицы. Могучий жеребец Добрыни при этом стоял как вкопанный. Всадник даже отпустил поводья, позволяя коню щипать скудную траву. Днём с холма открывался отличный вид, но после заката разглядеть можно было лишь свет горящих костров. Им не было числа – лагерь ордынцев простирался насколько хватало глаз.

– Мы все умрём завтра, – мрачно сказал воевода, и Василиса резко повернулась к нему, оторвав взгляд от гипнотизировавших её огоньков.

– Воинам ты давеча другое говорил!

– Нельзя отнимать у людей веру, – ответил Добрыня и окинул ласковым взглядом свою подопечную. Истрепанная тряпичная куколка была заткнута у нее за пояс поверх кольчуги – Василиса не расставалась с материнским оберегом, но более ничего детского в её облике не было.

– Так не теряй её сам, – строго сказала царевна и наклонилась погладить лошадь по шее, успокаивая кобылку. – Нам не победить, сама вижу. Хочу убить их хана, затем сразу отступим. Пока за трон передерутся все наследники, будет время на передышку.

Воевода цыкнул языком, выражая сомнение. Василиса с жаром продолжала:

– Волк никогда не прячется за спинами своих батыров. Мне укажут на него. Пойдём клином. А там будь, что будет.

– Даже если хан падёт, это заметят не сразу. Нас попросту сомнут.

Василиса помолчала. Сердито перекинула косу за спину и призналась:

– Я обещала выйти за Ивана, если его войско встанет на нашу сторону. К утру они должны быть здесь. И остается ещё князь Василий.

– Не рассчитывай на него, – покачал головой воевода, но Василиса слегка улыбнулась:

– Мой названый братик ещё мал, а его отец всегда делает то, что выгодно. Но он будет следующим, коли мы не выстоим. Думаю, князь примет верное решение.

Добрыня откашлялся, чтобы голос звучал ровно, и ответил:

– Одно скажу. Берендею тебя Бог послал, вот что.

Василиса незаметно прикоснулась к своей куколке. «Думай, как знаешь, Добрыня. Может, и Бог, да только вряд ли твой», – грустно улыбнулась девушка, вспоминая зиму, проведённую в лесной избушке диковинной отшельницы. – «Помоги завтра, матушка Яга, направь взор, да укрепи руку!».

Птицелов подставил лицо солёным брызгам и закрыл глаза. С тех пор, как мы поднялись на корабль, он, казалось, совсем перестал спать. Утомленным, впрочем, не выглядел, скорее наоборот. Я поёжилась от порыва ветра. Только необходимость выплеснуть горшок могла поднять меня на палубу в такую рань. Оранжевая полоска едва-едва окрасила небо над горизонтом. Бесконечно красиво, но я не могла дождаться, когда морская вода вокруг сменится пресной.

– Синьора? – подошёл ко мне Франческо. – Дети в порядке?

Я кивнула и прижала палец к губам, наблюдая за мужем. Моряк встал рядом, машинально придерживаясь рукой за леер, и уже две пары влюбленных глаз уставились на Птицелова. Мореходы боготворили его, это я поняла уже давно. Ещё бы. Ни один прибор, ни один человек не мог сравниться с ним в навигации. Радомир точно знал, где находится земля, когда будет шторм и как проложить курс с поправкой на изменчивый ветер. Франческо внезапно пробормотал извинения и отошёл. Я обернулась, с трудом оторвав взгляд от горизонта, где уже поднималось солнце, и встретилась глазами с Птицеловом.

– Что хотел этот бездельник? – сурово спросил Радек.

– Просто поговорить, чтобы синьора не скучала, – я манерно наклонила голову, но не выдержала и рассмеялась. У Птицелова дрогнули уголки губ, и я не выдержала, прижалась к груди мужа, хотя он неоднократно просил не бередить души моряком открытым выражением чувств.

– Франческо рассказывал, как ты спас ему жизнь, – сообщила я, но Радомир только насмешливо хмыкнул:

– Это не делает меня героем, Яга. Молодой матрос упал за борт по собственной глупости, я лишь прыгнул следом. За ним бы не вернулись, слишком тяжело развернуть корабль. За рулевым – пришлось. Мне надо было лишь убедиться, что дурень не утонет какое-то время, больше ничего.

– Думаю, ты добрый человек, Птицелов, – упрямо прошептала я и улыбнулась. – Пусть и где-то в глубине души.

– Твой дар – верить в людей. Даже в тех, кто этого не заслуживает, – муж поцеловал меня в макушку и мягко отстранился. – Сегодня я буду далеко. Проследи, чтобы мне никто не мешал.

Снова вместо нежности душу заполнила тревога – минуты покоя всегда были краткими и оттого ещё более ценными.

– Василиса? – неловко спросила я, и Птицелов положил мне руки на плечи, словно старался передать немного собственной спокойной уверенности.

– Царевна много раз беседовала со мной. И ни разу не обмолвилась о помощи. Не сулила награды и не грозила расправой, как прочие. Она поступила мудро. Я помогу ей – без просьбы и без долга. Если смогу.

Семь белых соколов летело рядом с семеркой воинов – лучших из дружины. Давно потеряны были копья, в ход пошли булавы, топоры и сабли. Лишь юный стройный воин в центре не обнажал меча – лишь прикрывался маленьким