Еще вчера это дело казалось простым, и лишь теперь я понял, сколько у него нюансов. Если не будет получаться, начальница не захочет нам помогать, как оружие последнего шанса, использую суггестию.

И вообще, кто принимает решение, отдавать сирот в семью или нет? Вдруг вовсе не опека, там лишь могут поспособствовать этому или воспрепятствовать.

— Здравствуй, Павлик, — сказала Лидия, погладила Свету по голове. — Мы решили, что так будет правильно. Войдем в кабинет все вместе, я изложу суть проблемы, а потом эту начальницу попросят дети, и ее сердце дрогнет. Мы обсудили, что надо говорить.

— Текст выучили? — обратился я к Светке, но ответила Лидия:

— Нет. Так получается неискренне, а надо, чтобы было от души.

— Согласен, — кивнул я, и мы направились к остановке.

Света взяла Лидию за руку, прижалась щекой к ее ладони и затараторила:

— Я так хочу, чтобы ты стала моей мамочкой! Ты и так мамочка, но надо же, чтобы — по правилам, да?

— Конечно. Все у нас получится.

К остановке идти было минут десять, мы вооружились палками, чтобы отгонять собак, но они потявкивали издали, соотнося свои силы с реальностью.

— Страшно детей одних отпускать, — пожаловалась Лидия. — Скорее бы лето, чтобы много людей, сухо, и псарня по участкам сидела.

На собачий лай вышел дед с алабаями, помахал нам рукой и вернулся к себе на дачу.

С серого неба начала срываться морось.

— Скорее бы весна, — повторил Бузя.

Мы ускорились — насколько позволяла хромота Лидии, и до асфальтированной дороги добрались раньше, чем все размокло. Осталось совсем немного, и можно спрятаться в остановке, но я был уверен, что дождь не хлынет — тучи не те.

Лидия посмотрела на часы.

— Автобус отправляется от конечной через семь минут. Успеваем, уже и дорога вон.

С дороги нам навстречу свернули два знакомых силуэта — те самые гопники, что играли в карты возле нашего дома, наверное, дождь их согнал. Увидев нас, они замедлили шаг. И ясно, что ничего им от нас не нужно, а все равно рука невольно нырнула в карман, где лежала крошечная «Перфекта». Отчим прав: с пистолетом, пусть и газовым, спокойнее.

Бузя, который шагал первым, вдруг напрягся, сдал назад и натянул капюшон поглубже на лицо. Он знает этих гопников и боится их? Не поделили что-то, или он у них что-то украл? Уж не его ли они подстерегают?

Когда парни подошли поближе, я скосил на них глаза: обоим было лет по шестнадцать-семнадцать, один в замызганной кожанке, потертой и зашитой в двух местах, второй — в темно-серой болоньевой куртке, которая когда-то была черной.

Мы с ними поравнялись, и я напрягся, ожидая, что они будут прессовать Бузю, но гопникам не было до нас никакого дела.

Уже на дороге я спросил Бузю:

— Ты их знаешь?

Он воровато оглянулся, обернулся назад, туда, куда удалялись гопники, и прошептал:

— Да. Вон тот, в кожанке — Хмырь. Второго не знаю, как зовут. Они с нас деньги брали. Ну, когда машины мыли. Мы. Типа за крышу. А сами ни хрена не делали. То есть если мы помоем, а водилы нас кинут, эти должны типа колеса проткнуть, а вот фиг! — Бузя сплюнул под ноги и прищурился. — Козлота! У него еще зубов нету впереди, ну, у Хмыря. Говорит, что не выбили, а родился таким.

— Несколько дней тут ошиваются. То ли поджидают кого-то, то ли ограбить хотят, — поделился я.

— Он бомж, — сказал Бузя. — Может, дачу нашел брошенную и живет там.

— Теперь буду переживать, что обворуют, — вздохнула Лидия. — Нельзя оставлять дом!

— Давайте я вернусь, — предложил Бузя. — Все равно с меня толку мало будет, я большой и не… как это… не жалобный. Если шастать вокруг будут, я к ним не выйду, просто пошумлю. Они ссыкливые и не полезут, если кто-то дома.

— Опасно, — покачала головой Лидия. — И следи, пожалуйста, за словами.

Бузя шлепнул себя по губам.

— Извините.

— Там сторож есть с собаками, — сказал я. — Он всегда выходит на шум.

Уж не эти ли наркоманы убьют деда-сторожа и его алабаев? Очень вряд ли, силенок не хватит. Но все равно тревожно на душе.

Со стороны дач донесся дружный собачий лай — свора ополчилась на незнакомцев. В их верещание вплелся сочный бас алабаев, ветер донес возмущенный голос деда, который подозрительных типов, надо полагать, прогнал или просто обозначил, что заметил их.

— Все-таки я — домой. — Бузя протянул руку, куда Лидия нехотя вложила ключи. — Пойду по верху, через лес. Чтоб незаметно.

Он двинулся в обратном направлении и вскоре исчез из вида за деревьями. Мы вдалеке услышали рычание двигателя, предположили, что это автобус, и побежали на остановку, благо до нее оставалось сто метров, рассчитывая, когда автобус остановится, встать в дверях и не давать им закрыться, чтобы водитель подождал ее. Но Лидия пришла ровно тогда, когда вдалеке показалась оранжевая морда «Икаруса» — наконец-то на маршрут пустили большой автобус!

* * *

Благодаря опыту взрослого я знал, что, дабы добиться какого-то результата в бюрократической конторе, спорные вопросы нужно решать не с рядовыми работниками, которые не хотят напрягаться, вникать и попросту отмахнутся от просящего, а сразу с начальниками.

В кармане, шурша о рукоять пистолета, лежало пятьдесят долларов десятками, в рюкзаке — пачка кофе в пакете с надписью «Люкс», и «Сникерс» — неплохой по нынешним временам подарок. Сперва его пущу в ход, а потом буду повышать ставки.

Стоило представить, что я буду давать взятку, да еще и нужно сделать это убедительно, и руки холодели, а шею сводило спазмом. Это только в мечтаниях заходишь, эдакий трикстер, открывая дверь ногой, как карты, перекидываешь деньги из руки в руку, садишься напротив чиновника; нагло улыбаясь, смотришь, как он пускает слюни на твои деньги. В реальности все было иначе, и каждый раз во время свершения преступного акта есть риск быть посланным и вытолкнутым взашей. Или нет?

Посмотрим. Если бы не заряд бодрости с утра, психовал бы и места себе не находил.

И вот мы в здании горадминистрации, где на втором этаже находился отдел по вопросам опеки и попечительства. Туда-сюда снуют люди. Никому нет до нас дела, никто нас выгонять не собирался, и мы двинулись по длинному коридору, читая таблички на дверях. Кабинет начальника находился в самом конце коридора, слева. «Логинова Оксана Егоровна».

Сомнения и страхи воспрянули и вихрем пронеслись в голове, сметая уверенность. Мы растерянно остановились. Вот он, страх закрытой двери!

Я набрался смелости, посмотрел на закусившую губу Лидию, на округлившую