за все те попытки пристыдить, которые моя управляющая, изображая большую мораль, позволяла себе в ее сторону. Но для Полины, живущей по принципу «пока о чем-то не говорят, этого как бы и нет», то, что об этом заговорила Марианка, и то, что об этом сейчас говорила Дана, означало, что скоро об этом заговорят все.

— Полин, кстати, — прищурилась моя милая вредина, — я недавно мем один видела: «девушка целует» и «милфа целует»… Так вот, девушка целует так, — она потянулась и звонко чмокнула меня в щеку, — а милфа сразу сосать лезет… Как думаешь, это правда?

Стул напротив громко скрипнули, когда с него вскочила одна переигравшая саму себя взрослая попа. Но вместо того чтобы во всеуслышание объявить: «да, я ему сосала вчера, и еще буду сосать, и вообще он моя вкусняшка, за которую я буду бороться!», выдавила:

— Вы угощайтесь, а у меня еще дела, — и быстренько сбежала из кухни.

Остаток дня моя управляющая смирялась с неизбежным — тем, что у ее грешной страсти ко мне появились свидетели, которые, в отличие от нее, не постесняются об этом говорить. Когда вечером, погуляв с Даной и ее Пиратом, я вернулся домой, Полина внезапно обнаружилась в гостиной на многострадальном диване в компании — нет, не подруг, а звенящих пузатых бутылок, приобретенных в ближайшем супермаркете взамен вылитых утром. В этот миг она, в одиночестве прикладывающаяся к бухлу, напомнила мне ее младшую сестру, которая однажды тоже проводила время в компании алюминиевых друзей. Но бюджет у старшей был побольше, поэтому друзья у нее были стеклянные, и обложилась она ими основательно. Один пустой друг стоял у ее ног, другой, уже початый, вертелся у губ, и моя хаус-леди его отрешенно посасывала, медитируя на выключенный телевизор. Полин, ну вот зачем ты сосешь бутылку, когда можно меня?

Вообще, вредная привычка прикладываться к бухлу по вечерам появилась у нее с тех пор, как она захотела прикладываться ко мне, но отказывалась это признавать — даже самой себе. Чувствуя, что красотка свернула куда-то не туда, и кто-то должен указать ей правильный путь, я плюхнулся рядом.

— Стоило ли все выливать? — участливо поинтересовался я. — Если вечером все равно найдешь новые…

Захмелевшие глаза медленно, словно фокусируясь, ткнулись в меня.

— Ромк, — дыхнула Полина в меня перегаром, — иди на фиг! Как будто ты в этом не виноват… — и снова присосалась к стеклянному горлышку.

Винить меня в своих загонах становилось второй ее вредной привычкой.

— И все-таки тебе уже хватит, — подытожил я и на правах хозяина этого дома выхватил у нее бутылку из рук.

К моему удивлению, она даже не стала за нее бороться — просто с какой-то фатальной обреченностью откинулась на мягкую спинку дивана.

— Ну что опять случилось? — посочувствовал я столь трагичной пантомиме.

Опять ищешь повод напиться и полезть ко мне? Ну так зачем пить? Вот он я. Давай, можно и без повода.

— Да все случилось! — пропыхтела моя хаус-леди.

— «Все» — это что?

— Все — это все! — с жаром махнула она руками. — Рассказать тебе? Ну слушай, давай, поржи надо мной! С дедом твоим сегодня поговорила — вот что!..

— О чем? — не понял я.

— О том, что я с тобой не трахаюсь!..

Чувствуя, что для дальнейшего понимания мы должны быть на одном уровне, я тоже сделал глоток. Бухать с ней, когда она выдаст какую-то очередную придурь, тоже остановилось дурной привычкой.

— А зачем мой дедушка об этом спросил? — вкрадчиво уточнил я.

— А это не он спросил, — хмельно икнула моя управляющая, — это я ему сказала…

О, еще лучше — я сделал еще глоток, понимая, что мне надо еще понизить уровень. Надеюсь, ее не уволили? Хотя за что? За то, что она мне не дает?

— А зачем ты сама ему об этом сказала? — усердно пытался добраться я до истины.

— А что, мне надо было дождаться, пока они сами у меня об этом спросят? — Полина выхватила у меня бухло и опять приложилась, попутно рассуждая: — Чтоб девушка твоя или Марианка меня сдали? Знаю, какими словами они скажут! Нет уж, — поморщилась она, залив в себя очередную порцию горячительного, — я должна была сама сказать, расставить точки над «и», чтобы они точно знали!

— И что они должны знать? — тщетно старался я постичь эту непостижимую логику.

Мой вопрос словно откупорил саму собеседницу — она открыла рот, и оттуда полился настоящий фонтан — путаных пьяных рассуждений, странных отговорок, невнятных аргументов и кринжевых фактов, из которых я с трудом, но все же сложил картину. Начнем с того, что хоть на одно умное действие ей ума таки хватило. Говорить с моей бабушкой Полина не стала, видимо, чисто по-женски решив, что та ее не поймет — так что обратилась к деду.

— Тут такое дело, — начала исповедоваться ему даже еще не согрешившая красотка, — если до вас дойдут слухи, что я сплю с вашим внуком, то это неправда! Не было такого! Да и просто не может быть!

А дед мой — приколист, и ответ у него был соответствующий:

— Ну надо же… А чего не спите-то? — изрек он, когда Полина излила ему свою беду. — А мы с женой думали, что вы уже давно с ним вовсю… Мы ж вас специально в доме одних оставили, чтоб не смущать. Ты молодая, он молодой, может, и сложится. Вот мой сын в его возрасте…

— Представляешь, так и сказал! — возмущенно пробухтела рядом на диване моя хаус-леди. — «Любитесь с ним в свое удовольствие, мы ж все понимаем…» Да что такое-то! — сокрушалась она. — Все меня дурой выставляют! Мои подруги, твои подруги! Девушка твоя! Даже работодатели дурой выставляют!.. Да что за гребаный город… — поморщилась, найдя, кого винить и помимо меня. — Все со всеми любятся… А я типа одна дура… А я не дура!..

— Зато, — вклинился я в этот мутный поток, — ты теперь наверняка убедилась, что твои работодатели не против. Так что можем хоть сейчас пойти и начать любиться. В наше удовольствие. Сама же видишь, никто в целом городе не возражает…

— Я! Я возражаю! — аж подскочила на месте одна строптивая задница.