И.В. Сталин опустился на стул и глубоко задумался. Наступила длительная, тягостная пауза. Я рискнул нарушить затянувшиеся молчание и предложил немедленно обрушиться всеми имеющимися в приграничных округах силами на прорвавшиеся части противника и задержать их дальнейшее продвижение.

– Не задержать, а уничтожить, – уточнил С.К. Тимошенко.

– Давайте директиву, – сказал И.В. Сталин».

Вот так просто, с ходу, была определена стратегия всего приграничного сражения. Один военачальник, не выдержав паузы, предложил быстрое «удобное» решение, другой, не имея никакой информации о масштабах сражения, но дабы не отставать от подчиненного, добавил «решительности». Фактический главнокомандующий, подавленный своим грубейшим политическим просчетом, хватаясь за приятное ему «уничтожить», немедля утвердил предложение. Какую большую роль порой в исторических событиях играет психология момента! Так, без анализа, в условиях дефицита времени было принято первое пришедшее на ум решение, тотчас оформленное директивой, которая, по признанию самого автора, «по соотношению сил и сложившейся обстановке… оказалась явно нереальной, а потому и не была проведена в жизнь» (39, с. 248).

В наше время почитатели Сталина попытались дискредитировать эти страницы мемуаров Жукова. Мол, все было не так. Разумеется, почти любой мемуарист пытается выглядеть лучше, списывая промахи на других. Но воспоминания Жукова вышли при жизни его участников, так что было кому его опровергнуть. Даже если, боясь партийных последствий, мог сделать записи для внуков, как это сделал Хрущев. Но Жукова никто не опровергал. Остается признать этот эпизод реальным.

Эпопея с директивами в этот день не закончилась. После полудня Сталин ощутил такой прилив решимости, что на свет родилась директива № 3, отличавшаяся от предыдущей еще большей большевистской боевитостью. Если директива № 2 требовала лишь отбросить врага за государственную границу, то директива № 3 настаивала не более и не менее как на разгроме в двухдневный срок основных сил агрессора и переносе военных действий на территорию противника. Столь абсурдное требование в условиях неотмобилизованности советских войск можно объяснить только шоковым состоянием верхов в этот день. Мнение о возможности подобных мероприятий не спрашивалось не только у фронтовых штабов, но даже у начальника Генштаба.

Г.К. Жуков только в Киеве, куда он выехал днем как представитель Ставки, узнал о новой директиве из разговора по ВЧ с Н.В. Ватутиным. Сначала Ватутин доложил, что, «несмотря на предпринятые энергичные меры, Генштаб так и не смог получить от штабов фронтов, армий и ВВС точных данных о наших войсках и о противнике». После чего он сообщил, что, несмотря на это, Сталин одобрил проект директивы, предусматривающий переход наших войск в контрнаступление с задачей разгрома противника на главнейших направлениях с выходом на территорию противника. Жуков позволил себе высказать недоумение такому приказу. Ватутин, согласившись с ним, заявил, что это дело решенное. Начальник Генштаба не посмел противиться воле секретаря ЦК и завизировал директиву.

Она пошла в войска в 21 час 15 минут 22 июня. Эта директива стала новой ошибкой в цепи-удавке, скованной Сталиным накануне войны. Нет нужды доказывать, что преступно планировать столь крупномасштабные операции, не имея ни устойчивой связи с фронтами, ни сведений о противнике, короче, ничего не зная по существу дела. Обычный здравый смысл требует от человека хоть быстро, но оглядеться, оценить ситуацию, прежде чем броситься в гущу драки. Директива № 3 была броском в драку с криком «ура», но накрепко закрытыми глазами. Расплачиваться за эмоциональное настроение вождей пришлось войскам. Руководство страны и вооруженных сил явно оказалось не на высоте, не сумев в экстремальной ситуации найти верное решение. 22 июня подтвердилась поговорка, что «не боги горшки обжигают». «Горшки» обжига войны не выдержали.

Перед войной на экраны страны вышел кинофильм «Если завтра война». Эта картина интересна тем, что в ней, на фоне плакатных представлений о войне, есть удивительные предвосхищения будущих событий, в том числе с точностью наоборот. Фильм начинается с показа праздничного вечера. Люди отдыхают. Играют оркестры. Воскресенье! А в это время враг по ту сторону границы готовится к удару. В рецензии на фильм автор А. Морев писал: «Он (враг) рассчитывал неожиданным нападением смять Красную Армию, посеять панику среди войск и населения… Страна социализма начеку! Ее невозможно застать врасплох… Фашисты просчитались. Наша страна прекрасно подготовлена к тому, чтобы защитить свой мирный труд. Фильм хорошо показывает нашу готовность… Танки рвут проволочные заграждения противника, давят его орудия, его людей…» (41).

И вот давно ожидаемая война грянула. Как и посевная – совершенно неожиданно. А что можно было сделать? Как ни странно, этот вроде бы закономерный вопрос почти не обсуждается. Суть тонет в большем числе других вопросов. Что знала и не знала разведка? Сколько было войск с той и другой стороны и т. п. Мы тоже рассмотрели эти вопросы. Но за рамками остается главное: что можно было предпринять накануне войны? Но ответ ясен, если, конечно, желать такой ясности. Войска вдоль границы должны были выполнять ту задачу, которая объективно перед ними стояла: а именно подготовить границу к обороне, а также к переходу в наступление, ибо без наступления нет победы. С сентября 1939 г. прошло достаточно времени, чтобы оборудовать границу к возможным боевым действиям, что с учетом начала мировой войны было вполне естественным шагом. То есть вырыть окопы и траншеи, соорудить блиндажи, огневые точки (дзоты), подготовить позиции для артиллерийский батарей и т. п. У войск в приграничной полосе (1—30 км) одна задача – быть готовыми к боевым действиям без раскачки. Для этого они должны быть укомплектованы по штатам военного времени, иметь противотанковое и противовоздушное оружие, сильную артиллерию, средства для минирования переднего края. На изготовку к обороне у них должны уходить буквально минуты. Для этого и проводят с солдатами малоинтересные, но столь нужные занятия. В случае же перехода в наступление эти позиции (те же окопы, траншеи, блиндажи, командные пункты, связь, замаскированные артпозиции) должны были послужить для подошедших войск. Задача сил прикрытия в случае нападения противника – продержаться несколько дней до развертывания и подхода войск из глубины. Именно так представлялось начало войны в теоретических разработках 30-х гг. Маннергейм схожим образом (только без фазы перехода в наступление) выстроил оборону Финляндии. И сработало! Поэтому разговоры про неготовность Красной Армии в силу подготовки к нападению на Германию или, наоборот, нежелания вступать в войну – это разговор не о том.

Войска на границе располагаются не ради сельхозработ или гуляний с местными девушками, а только с одной целью – не дать врагу легко прорваться в глубь страны и выявить имеющиеся у противника силы и средства, направления главных ударов. Войск Красной Армии на границе для решения этой предварительной задачи вполне хватало. Сталин с начальником Генштаба и наркомом обороны могли изучать донесения разведки, чередуя их с гаданием на кофейной гуще и раскладыванием гадательных карт на предмет нападения Германии, но войска на границе должны быть готовы к любому повороту событий по той простой причине, что это армия. Но почему-то было сделано все, чтобы в момент нападения солдаты мирно почивали в казармах, а командование не знало, как ему быть. И ни к плану превентивного удара, ни к желанию избежать войны такое положение не относилось. То было просто плохое управление со стороны высшего командования. Но откуда оно взялось, как сложилось это плохое управление?