Да, чёрт возьми, он тут всех собрал, чтобы…

Разыграть чёртов спектакль с кольцом и предложением.

А до меня это только сейчас доходит.

Уровень тупости – Я.

И почему вдруг становится невыносимо обидно?

Тоже вопрос не из лёгких. Быть может я действительно не знаю ответ, но скорее всего – просто не желаю признавать… горькую очевидность. Мы же заключили сделку. Вот оно – её воплощение в реальность.

А ещё…

– Мне нужно на воздух, – произношу намного громче, нежели собираюсь.

Да и плевать, что обо мне подумают. И так всё, что только возможно себе представить, уже напредставляли.

– Хорошо, – кивает Глеб, отпускает мою руку.

Но я не отхожу от него. Наоборот. Сдавливаю пальцы вокруг его ладони, цепляясь, как в последний раз, и тяну за собой в молчаливом требовании.

Мужчина прищуривается. Не сразу, но реагирует, нехотя идёт следом, предварительно извинившись перед тем, с кем разговаривал последним. Уходим мы не так уж и далеко. Я выбираю первый укромный уголок, за одной из обвитых лентами колонн. Не опасаюсь, что нас услышат, на сцене снова играет живая музыка, перекрывающая гул многочисленных голосов.

– Что она здесь делает? – требую сходу, едва мы скрываемся от общего обзора.

На мгновение кажется, что он не поймёт, о чём я. А потом, когда я поясню, вполне возможно – заверит, что ничего не знает о её присутствии.

И тогда станет чуточку легче.

Но всё не так.

– Ты об Оливии? – всего лишь уточняет, но моей реакции не ждёт. – Она – лицо фонда, связана с программой пятилетним контрактом, – выдаёт бесцветно. – Не может не присутствовать.

Предел моего негодования – бесконечность.

– То есть, ты знал, что она будет здесь в любом случае? – бросаю встречно, не скрывая обвинительных ноток в тоне. – Знал, – уже не спрашиваю, отвечаю вместо него. – Знал. И притащил меня сюда. Чтоб она увидела. Чтоб они все увидели… Это, – морщусь, выставив перед собой руку с подаренным кольцом.

И он, и я оба знаем, что я права. Он и не отрицает. А мне не нужны оправдания. Ведь между нами на самом деле нет ничего, только сделка, требующая определённых рамок поведения. Жаль, я забываюсь, вспоминаю о сделке только в последние моменты. От того и горько, противно.

Хоть волком вой.

Когда я успеваю напридумывать себе что-то иное?

Идиотка…

– Филатов, а ты всё-таки та ещё скотина, – произношу дрогнувшим голосом, прежде чем стянуть с пальца кольцо, вручая его истинному хозяину. – И знаешь, я передумала. В нашу сделку совсем не входит пункт о том, чтобы я притворялась ещё и твоей невестой, – заставляю себя беззаботно усмехнуться.

И если всё, что я говорю прежде, Глеб выслушивает всё с тем же каменным лицом, то, как только кольцо оказывается насильно всунуто ему в руку… отойти я не успеваю. Он перехватывает мои пальцы вместе с украшением. Дёргает на себя. Впечатывает болезненно, грубо. Прижимает меня спиной к колонне. Всё. Я в ловушке. Не сбежать.

– Ты уже согласилась. Поздно говорить мне «Нет», Дюмовочка, – отчеканивает, а в золотисто-карих глазах чуть ли не молнии сверкают.

Я знаю, он в бешенстве. Только не пойму никак, с чего бы. Из нас двоих тут меня обманули. Не его. Какой реакции он от меня ждёт? Что я снова изображу покорную овечку? Будто у меня совсем нет гордости.

– Но я говорю. Нет, Филатов. Я понимаю, что «обещать – ещё не значит жениться», но это не значит, что я буду терпеть это твоё дерьмо! – срываюсь в ответ. – Ты мог бы хотя бы меня предупредить! Какого чёрта ты выставляешь меня на всеобщее посмешище? Ещё и мама твоя тут! Нормально познакомить нас не мог?! Подружка твоя бывшая. Чёрт, тут вообще есть кто-нибудь, не из твоего окружения?! Или ты и воспиталку из своего детсада на всякий случай тоже притащил, чтоб уж наверняка на меня все-все-все посмотрели и заценили твой мега-положительный выбор?! Может я вообще ни разу не положительная! Об этом ты не подумал?! И отпусти ты меня уже, наконец, а то я такой скандал закачу, что ты сто пятьсот раз покаешься, что вообще на свет появился!

Всё. Кислород в лёгких заканчивает. А большую часть из того, что я выдаю, не запоминаю вовсе. Да здравствует истерика! Шальное сердце опять колотится, словно вот-вот выпрыгнет из груди. Мне плохо. Но не в физиологии дело. Я раздавлена. Словно весь мир рушится. А меня погребает под его обломками. Настолько тяжёло ощущаются прикосновения мужчины. Даже после того, как они исчезают. Даже после того, как уходит сам Глеб.

Он не произносит ни слова в своё оправдание. Только одаривает обжигающим злостью взглядом, выплюнув напоследок:

– Дура!

И уходит, да…

Совсем.

Золотые звёзды мерцают в полумраке зала, сплетаясь в хоровод, плывущий то туда, то сюда… С высоты балюстрады, на которую я поднимаюсь, чтобы сбежать ото всех, я могу отчётливо видеть только эти звёзды. Лица людей внизу – мелкие, едва разобрать. Возможно, если бы не слёзы, то я справлялась бы с этой задачей лучше. Но я и не хочу смотреть на них. Как и быть здесь тоже не хочу. Филатов уходит, оставив меня одну, в незнакомом городе, в окружении чужих людей, и я понятия не имею, что мне делать дальше. Никак не покидает ощущение, будто это такая форма наказания за мою провинность. За то, что позволяю себе лишнее, когда высказываю ему всё своё недовольство. При мысли о последнем я снова злюсь. На Глеба, на себя, на весь этот мир, в котором мы вынуждены вот так существовать.

– Укрытие – так себе. Я бы на твоём месте лучше заперлась в одной из туалетных кабинок, – раздаётся сбоку в какой-то момент.

С учётом того, какие мысли меня посещают, закономерно напрягаюсь, обернувшись к подошедшей Вере.

Будто я думаю вслух…

На её лице непроницаемая маска. Но сарказм и колкость в голосе она совсем не скрывает.

– С чего ты взяла, что я прячусь? – выгибаю бровь.

Губы блондинки задевает снисходительная усмешка.

– Я бы на твоём месте, после произошедшего, именно так и поступила, – приближается, останавливается, как и я, у поручня, уставившись вниз, на собравшихся в зале гостей. – Ой, только давай ты сейчас не будешь строить из себя ничего не понимающую дурочку, мол ты не в курсе о чём я вообще! – театрально закатывает глаза с коротким смешком.

Устало вздыхаю.

– И о чём ты?

Да, строю из себя дурочку.

– Только ленивый не заметил то, настолько был зол Глеб, прежде чем он свалил отсюда, – не рассказывает, почти поёт, с торжеством в голосе. – Чем ты его так взбесила? – добавляет заинтересованно.

Не менее заинтересованно она концентрирует своё внимание на кольце – подарке Филатова-младшего. Я так и не надеваю его обратно, сдавливаю между указательным и большим пальцем левой руки.