Я вышел и закрыл дверь, сел и закурил сигарету. Черезпятнадцать минут Роберта присоединилась ко мне, а еще через полчаса мы сидели водном не слишком шикарном ночном клубе, потягивая коктейли в ожиданиизаказанного вкусного обеда.

Напаивать девушку всегда опасно. Вы не знаете, что она можетвыкинуть или сказать, когда перестанет думать об осторожности и подойдет кграни приличного поведения. Более того, вы не знаете, не проснетесь ли самиутром со страшной головной болью, обнаружив, что ваша жертва напоила вас так,что вы оказались под столом.

Я предложил выпить еще по одному коктейлю. Робертасогласилась. От третьего она отказалась, но не стала отрицать, что за ужиномприятно выпить немного вина. Я заказал игристого бургундского.

Это было место, куда приходят поужинать, побеседовать ипосмеяться, сделать предложение и выслушать его. Официанты тихо скользиливокруг, но не торопились подать ужин менее чем за час или полтора.

Наш ужин затянулся. Я заказал вторую бутылку бургундского изаметил, что Роберта пьянеет. Сам я чувствовал себя прекрасно.

— Вы не рассказали, что вам сказала ваша компаньонша.

— Берта?

— Да.

— Это потому, что ваши нежные ушки не должны слышать такихвыражений.

— Вы бы удивились, если бы узнали, что приходилось слышатьмоим нежным ушкам! Чем же она так недовольна?

— О, просто ее обычное раздражение.

Роберта протянула руку через стол, и ее пальцы сжали моюкисть.

— Вы защищаете меня, Дональд, да?

— Может быть.

— Я знаю, что это так. Ваша компаньонка хотела, чтобы выпросто нашли и выдали меня, но вы этого не сделали. У вас из-за этого вышел сней спор, да?

— Вы что, подслушивали под дверью?

В глазах ее сверкнуло негодование.

— Конечно нет.

— Значит, обычная дедукция?

Она медленно кивнула с преувеличенной важностью, характернойдля женщины, которая говорит себе: «Я сейчас довольно пьяна, но никто не долженэтого заметить.

Я должна кивнуть, но сделать это осторожно, чтобы ненаклониться при этом слишком низко и не уронить голову прямо себе на колени».

— Берта теперь в порядке, — сказал я. — Можете забыть о ней.Вначале она была немного воинственно настроена, но это ничего не значит, когдаречь идет о Берте. Она как верблюд. У нее очень спокойный характер.

— Дональд, а что, если бы это была полиция? Что бы мы сталиделать?

— Ничего.

— А если меня заберут, что делать мне?

— Ничего.

— Что вы имеете в виду?

— Только то, что сказал. Ничего не говорите. Не делайтеникаких заявлений. Не давайте им никакой информации, пока не встретитесь садвокатом.

— С каким адвокатом?

— Я приглашу вам адвоката.

— Вы так добры ко мне!

У нее уже слегка заплетался язык, а она старательно пыталасьсосредоточить на мне взгляд, будто хотела убедиться, что я на одном и том жеместе и не выплываю из поля ее зрения.

— Знаете что? — внезапно спросила она.

— Что?

— Вы мне очень нравитесь!

— Бросьте! Вы на взводе.

— Да, я пьяна, но вы мне все равно очень нравитесь.

Разве вы не поняли этого в отеле, когда я вас поцеловала?

— Я не придал этому значения.

Глаза ее расширились.

— Вы должны были задуматься об этом.

Я перегнулся через стол, отодвинул тарелки, чтобы освободитьместо на скатерти.

— А почему вы уехали из Лос-Анджелеса?

— Не заставляйте меня говорить об этом.

— Я хочу знать.

Казалось, этот вопрос отрезвил ее. Она посмотрела на своютарелку, подумала с минуту и сказала:

— Я хочу закурить.

Я дал ей сигарету и поднес спичку.

— Ладно, расскажу вам все, если вы настаиваете, Дональд, номне очень не хочется этого делать.

— Я должен знать, Роб.

— Это было много лет тому назад, в 1937 году.

— И что же тогда случилось?

— Я ехала в автомобиле с мужчиной. Мы просто катались,убивая время. Затем свернули в один из парков и… остановились.

— Пообниматься?

— Да.

— И что тогда?

— В, то время было много случаев, когда на целующиесяпарочки нападал преступник, прятавшийся поблизости. Думаю, вы себепредставляете, как это бывает.

— Ограбление?

— Он отбирал у мужчин деньги, а затем… ну, он заимствовал уних на некоторое время женщину.

— Продолжайте.

— На нас напали.

— И что произошло?

— Этот негодяй начал приставать ко мне, а сопровождавшийменя мужчина вступился. Бандит застрелил его и скрылся.

— Вас подозревали?

— Подозревали в чем? — недоуменно спросила она.

— В том, что вы имели к этому отношение.

— Боже мой, нет. Все так сочувствовали мне и были ко мнедобры, как только могли. Но, в общем, все это прилипло ко мне. Конечно, моиколлеги знали все и продолжали обсуждать случившееся. Однажды, когда яотправилась куда-то с молодым человеком, который нравился одной из девушек внашем офисе, та подошла ко мне и сказала, что человек отдал жизнь, чтобызащитить мою честь, и я не должна уронить ее.

— Что вы сделали?

— Я хотела дать ей по физиономии, но все, что смогла, — этоулыбнуться и поблагодарить ее. Я оставила прежнюю работу, перешла в другоеместо. Через два месяца там тоже обо мне все узнали. И снова было то же самое.Быть может, я и в самом деле жестокая? Я не любила этого человека, он мнепросто нравился. Я с ним встречалась, выезжала, но встречалась в то же время ис другими. Я не собиралась за него замуж. Если бы я знала, как все обернется, ябы его остановила. Мне вовсе не нужна была такая жертва. Конечно, это былсмелый поступок, чудесный поступок. Он поступил так… так чертовскипо-донкихотски!

— Думаю, так поступил бы любой мужчина при подобныхобстоятельствах.

Роберта улыбнулась: