Несколько лет назад она через агентство продала квартиру в Каире и купила небольшой коттедж в окрестностях Александрии. Каир хранил в себе слишком много воспоминаний, миражей, призраков… Коттедж был очень симпатичным, с почти пустыми светлыми комнатами и крохотным уютным садиком с цветущими азалиями. В тени белых олеандров, в гамаке, потягивая виски, лениво расположилась Анастасия. Собранные рюкзаки валялись в холле — завтра в шесть утра за ней прийдет машина и короткий отдых закончится. А сегодня, сегодня можно еще понежиться… Она задремала… Ощущение чьего-то присутствия разбудило Анастасию. Но она не сразу открыла глаза, чувствуя на себе пристальный взгляд, стала гадать: «Кто же это мог быть? Очередной или старый любовник? Что за наглость?»

— Открывай глаза, Анастасия! Царство небесное, проснись!

Настя вскочила, вернее постаралась вскочить, запуталась в гамаке и шлепнулась на траву, где и осталась сидеть с удивлением разглядывая всклокоченного пожилого мужчину, с трудом узнавая Майкла…

— Но… Как? Как ты нашел меня? Зачем, черт возьми! — она вскочила, взяла сигарету и нервно закурила. Подумав, плеснула в бокал виски… — Что случилось? Дети?… — ее глаза расширились от ужаса.

— Твои дети в порядке… И брат тоже… А зачем? Мне следовало бы хорошенько выпороть тебя, по русскому обычаю, розгами или вожжами. Но разве столь глупое и себялюбивое создание может правильно отреагировать на столь радикальные меры? — старый еврей был издевательски спокоен и его насмешливый тон взбесил Настю.

— Как, ты смеешь? Майкл! Я конечно многим тебе обязана, но это не дает тебе права на такой тон! Зачем ты явился? Сулейман достаточно обеспечил своих детей… — Майкл не дал ей договорить, подойдя к Анастасии, он отвесил ей приличную оплеуху, выбив из губ сигарету.

За ней полетел стакан с виски. Предупреждая истерику, Майкл крепко обхватил ее за плечи и встряхнул.

— Нам есть, что сказать друг другу. Ты всегда была гостеприимна! И прости, это я по-дружески, по-отцовски что ли… Слишком уж грубо ты встречаешь старых друзей! Я вообще-то не против чашечки кофе, угостишь? Но Настя не собиралась устраивать истерику, как-то вся поникнув, она опустив голову устало побрела в дом впереди Майкла. На маленький столик она выставила начатую бутылку виски, крекеры, острый сыр, пару бокалов, пепельницу. Включила кофеварку, принесла две маленькие разномастные чашечки, смущенно улыбнулась, мол других нет и вообще больше ничего нет… Завтра она отправляется…

— Никуда ты больше не отправишься, дорогуша! Хватит! Посмотри, во что ты превратилась? Ты давно смотрела на себя со стороны, в зеркало? Хочешь посмотреть? — Майкл выбрался из кресла, прошел в ванную, выдрал привинченное к стене зеркало. — Встань и при свете посмотри внимательно!

Из забрызганного зеркала на нее смотрела чужая незнакомая женщина: коротко остриженные волосы то ли седые, то ли грязные! Но она каждый день моется. Скуластое худое и загорелое лицо, полные губы в трещинах, одна из них кровоточит. На голое тело клетчатая большая по размеру рубаха, из которой торчит тонкая шея… Серые большущие глаза глубоко утонули в глазницах.

— Вот, вот! Не зная кто ты, можно подумать, — истаскавшаяся шлюха неопределенного возраста… До чего ты себя довела, девочка Настенька! — заметив, как дрогнули и жалобно искривились ее губы, добавил жестче. — Какое ты имеешь право так обходиться с собой? Какое право у тебя сиротить детей? Как ты посмела его детей оставить без материнской любви и ласки? На что ты поменяла детский лепет и смех — на грубую брань носильщиков? Как ты посмела предать любовь Сулеймана? Я все знаю! То, что произошло у тебя с Али, его трагическая гибель и гибель Жасмин, — это относится к разряду случайностей. И полюбив Али, ты не предавала Сулеймана? Ты изменила ему, когда бросила малышей на произвол судьбы там, на вилле в Греции. А если бы я в тот момент не имел бы физической возможности их забрать? Допустим был бы без сознания или еще что? Я ведь далеко не молод! Телеграмму со странным текстом, понятным только мне, ты отправила на мое имя! Чтобы тогда стало с твоими, с Сулеймановыми детьми? И вообще, для чего бедный мой друг столько времени нянчится с тобой? Чтобы ты так подло и низко предала его плоть и кровь?

Майкл знал, что говорит жестоко и беспощадно. Знал, что бьет ее ниже пояса. Но, черт возьми, как грубо она встретила его, он право, этого не заслужил. Она не знает, что его умершая год назад любимая Цецилия, часто пилила его:

— Слушай Майкл, не пора бы нам усыновить этих чудесных малюток? Их беспутная мать и не думает появляться на горизонте! А нашей Сарочке (внучке) было бы так нескучно играть с ними! Ну, хорошо, пусть не мы, так Элоиза, ты знаешь, Миша, твоя дочь Элоиза тоже таки не против! Она так хочет еще ребеночка. Миша, эти врачи ты же знаешь, запретили нашей Элочке рожать! Миша, ну почему ты ничего не предпримешь? Миша, тебе давно таки нужно было привезти и познакомить меня с этой Анастасией! И чего ты только боялся? Я таки научила бы ее…

Майкл знал, что Циля долго не проживет, слишком давно она болела, слишком часты были приступы. Порой задумывался, почему действительно не познакомил ни Сулеймана, ни Анастасию со своей семьей? Просто тревожился, не хотел волновать жену — судьба друга уж слишком трагически складывались. Но детишек скрыть не смог.

Пятый год шел двойняшкам, и они помнили мать и сестричку и Али. Фатима сначала все интересовалась, когда приедут мамочка, Жасмин? Сулейман угрюмо молчал. Но со временем их вопросы становились все реже. Сначала Майкл не искал Анастасию — приедет сама! Потом слегла Циля, дела компании, домашние проблемы. Было не до Насти. Только после смерти жены, он нашел время заняться поисками. Нанятые детективы долго не могли обнаружить даже следов беглянки. Пока наконец сам Майкл не натолкнулся на статью в журнале с подписью Анастасиями и то этот журнал совсем уж случайно попался ему на глаза в одном из офисов в виде «чтива» для посетителей. Он дал конец ниточки сыщикам, и они размотали быстро весь клубок. То, что он услышал в устных и прочел в письменных отчетах, ему абсолютно не понравилось. Не нравился образ жизни и особенно поведение, ставшее причтой в языках, среди так называемых «полевых» археологов. И вот он воочию видит, какой стала, эта некогда красивая, даже величавая женщина. Впрочем, она красива и сейчас…

— Так вот. Даю тебе сутки, чтобы ты привела себя в божеский вид, чтобы дети Сулеймана, ваши, твои дети, тебя не испугались, — он глянул на часы. — Завтра в это же время. Не вздумай бежать! Некуда! От себя не убежишь, и прошлое — только твое, от него не спрячешься! Память о нем притупится, останется, если не в сознании, но в подсознании! Запомни, Анастасия! — Майкл, прощаясь, погладил седой ежик и добавил, — ты это, парик, что ли одень, чтоб дети не видели…

Он легко коснулся пальцем ужасного шрама. Повинуясь внезапному порыву, Майкл нагнулся и поцеловал ее в макушку. Скрутившись, сжавшись в комочек, Анастасия сидела в кресле. Майкл знал, она не сбежит, еще не все потеряно. Он был уверен.

Майкл был поражен метаморфозой, которая произошла с Анастасией. Женщина, робко встретившая его на пороге маленького коттеджа, напомнила ему ту, шестнадцатилетнюю девочку, которую он однажды видел. Только легкие морщинки в уголках неярко подкрашенных губ, да огромные запавшие глаза, в ворохе густых ресниц, выдавали в ней взрослую женщину, пережившую горе и потери. Настя ужасно волновалась. Это было даже не волнение, а страх. Страх, встретиться с детьми, с прошлым. Нет, она их не забыла. Их мордашки часто снились ей, слышались их голоса… Настя поставила в себе определенный заслон, усилием воли выдрессировала возможность не думать о том, что причинило боль и страдания. Чем больше времени и событий отделяли ее от прошлого, тем менее становилась тяжесть, тем реже приходилось пользоваться «стеной». Последний год она даже могла, почти легко побеседовать вскользь о своем прошлом… Так, пару слов… с любовником…