– Как Тантал?

– Именно, – кивнул Кадмил. – Тантал ведь тоже убил сына. И пытался обхитрить богов. Похожая легенда.

«И столь же кровавая, – добавил он про себя. – Одна из самых жестоких эллинских сказок. Надо быть по-настоящему тупым, суеверным говнюком, чтобы верить в такое. И оправдывать свои зверства божественным предопределением. Как это делал покойный Ликандр. Надеюсь, сын в него не пошёл».

Акрион взмахом ладони отогнал маленькую осу, жужжавшую над каплей подливки. Оса, гудя обиженно, взмыла в воздух, но по зрелом размышлении решила, видно, не ссориться с героем Аполлона и улетела прочь.

– Подумать только, – произнёс Акрион задумчиво. – Ещё несколько дней назад был обычным молодым актёром. Подающим надежды. Честным слугой Мельпомены. Думал, моё будущее – стихи и трагедии, маски и котурны. А теперь...

– А теперь ты должен отомстить за то, что так думал, – жёстко сказал Кадмил. – За то, что отняли твою судьбу, твою семью, царское наследство. За смерть отца, за изгнание, за колдовство, жертвой которого стал.

Акрион сдвинул брови, глядя безотрывно на собственные руки, сложенные в замок, нервно подрагивающие. Лицо стало напряженным, черты огрубели. Сейчас он был особенно похож на отца.

– Семела! – имя слетело с губ, как ругательство. – Что бы ни творил Ликандр, она виновата не меньше. Только как же мне её победить? Она, видно, могущественная колдунья, раз сумела такое со мной провернуть.

«Готов парень, – подумал Кадмил с удовлетворением. – Наконец-то перестал спрашивать, что ему делать, и задал правильный вопрос. Как победить? О, не переживай, малец. Дядя Кадмил обо всём позаботится. Уже позаботился, если начистоту».

– Не так уж велико её могущество, – ответил он небрежно. – Слабенький, можно сказать любительский уровень. Семела – дилетантка, просто талантливая и, гм, неразборчивая в средствах. Ей помогли ритуалы алитеи. Провела обряд, запытала насмерть дюжину человек, вызвала демонов. И только так сумела тебя околдовать.

– Снова алитея, – с отвращением произнёс Акрион. – Как может благородная женщина быть такой злодейкой? И как она смеет утверждать, что алитея угодна богам?

Кадмил значительно выставил палец:

– Только ты сумеешь остановить злодеяния. Обличи Семелу перед афинянами, как я сказал.

– Меня признаёт только Эвника. Я – никто, самозванец. А самозванец не имеет права ни обличать, ни мстить.

– Ты – исполнитель воли Аполлона, – сказал Кадмил с нажимом. – Всё, что сделаешь, будет сделано во имя его и от его имени. Так что не дрейфь, а лучше начинай продумывать речь. Да, кстати! Аполлон просил передать тебе вот это.

Он достал из-под скамьи тряпичный свёрток, который спрятал заранее – до того, как Акрион спустился обедать. Очень полезно приходить всюду немного раньше других. Впрочем, это несложно, если ты бог, и тебе требуется всего четыре часа сна в сутки. Пока Акрион отсыпался, намучавшись за ночь, Кадмил успел многое сделать. О, многое.

Свёрток глухо звякнул, заняв место между блюдом и кувшинами. Акрион, всё ещё хмурясь, развернул тряпки.

На свет появился меч в ножнах. Акрион обнажил его: обоюдоострый ксифос с листовидным клинком. Похожий на тот, который принёс смерть Ликандру – но только с первого взгляда. В отличие от эллинских мечей, грубо выкованных из тускло-серого железа, этот был отполирован, как зеркало, и сиял, точно горный лёд. Костяную рукоять венчало золочёное навершие затейливой формы.

– Отличная вещь, – одобрительно сказал Кадмил. – Легированная сталь, зонная закалка. И заточен так, что можно оскопить комара на лету. Вы, люди, научитесь такие делать очень нескоро.

– Он волшебный? – спросил Акрион.

– Ну-у... – протянул Кадмил. – Пожалуй, в некотором смысле да. Посмотрим. Оцени, кстати, каков он в руке.

Акрион вышел из-за стола, встал в стойку. Огляделся: не заденет ли мебель? Взялся покрепче за рукоять, рубанул воздух, как учили в эфебии, крест-накрест. Кадмил ощутил на лице гибельный ветерок от клинка.

Девушка-подавальщица предусмотрительно спряталась за кухонную дверь.

– Эвге! – сказал Акрион, оглядывая ксифос. – Будто сам идёт!

– Баланс смещён к рукояти. Ваши ксифосы – малость неповоротливые штуковины. Этот половчей.

Акрион вернулся за стол. Надел через голову перевязь, вбросил клинок в ножны.

– Теперь чувствую, что готов ко всему, – сказал он задумчиво.

Кадмил, потянувшись через стол, хлопнул его по плечу:

– Ты и так был готов. Просто теперь ещё и как следует подготовлен, хе-хе!

Он засмеялся и подмигнул Акриону. Тот, однако, помрачнел. Между бровей вновь появилась складка:

– Аполлон ведь… Он же не ждёт, что я зарублю этим мать?

«Я тебе зарублю! – подумал Кадмил сердито. – Кого я тогда приведу Локсию для допроса?!»

– Ни в коем случае, – со строгостью сказал он. – Матереубийство – страшнейшее из преступлений. Всемилостивый Феб не может требовать такого.

Акрион слегка расслабился.

– Но впереди трудный путь, множество злодеев, – продолжал Кадмил. – Вот для чего бог дал тебе оружие. Будь готов сразить их.

«А то мне как-то неуютно в чужой стране без защиты, – добавил он про себя. – Особенно если учесть то, что ждёт впереди».

За последние сутки он тысячу раз успел пожалеть, что не захватил из лаборатории боевой жезл. Пускаться в опасное путешествие без оружия было безумием. Однако не меньшим (а то и большим) безумием стало бы применение магического вооружения на территории союзного государства. Один выстрел из жезла – и готово: истеричка Орсилора тут же полетит к Локсию требовать объяснений. А то и угрожать войной. Реакцию Локсия на такое развитие событий Кадмилу даже представлять не хотелось.

Акрион между тем был по-прежнему мрачен.

– Уже и так пролилось немало крови, – сказал он. – Отец… Его-то я убил таким же мечом. И тот парнишка вчера. Просто стоял в карауле. А я его заколол, как свинью. Паршиво вышло.

Кадмил поёрзал. От долгого сидения затекли ноги. Чтоб этим лидийцам в Тартар провалиться с их дурацкими скамейками.

– А на мой взгляд, вышло совсем неплохо, – отметил он. – И так понятно, что ты не отлынивал в палестре. Но справиться голыми руками с копейщиком! Молодец.

Акрион сморщился, будто снова попробовал тушёную тыкву.

– Со мной что-то сделалось, – признался он. – Злость такая вдруг накатила… И сила появилась огромная.

Он скрипнул зубами; на посеревшей коже ярко проступили точки двухдневной щетины.

– Это – проклятие, Кадмил? – спросил он осипшим голосом. – Оно так и действует, да? Страстный гнев?

«О