– А что, разве что-то произошло? После твоего визита все вроде улеглось.

– Почему он так ненавидит женщин? Почему боится, что я отберу у него ребенка? У него что, есть дети? – припирала его к стенке я. – У его жены был ребенок и она его у него отобрала? Откуда у него этот бзик?

– Послушай, послушай, Диана. Остановись. Дай же ты мне хоть слово вставить, – в сердцах крикнул он, а Верка снова показала мне кулак.

– Все, я молчу. Слушаю, – моментально умолкла я. Но и Лёвушка говорить не спешил. Некоторое время в телефонах обеих столиц висела тишина, потом он вздохнул и сказал:

– Он сам был этим ребенком.

– Что? – не поняла я.

– А то. Володька сам и был этим ребенком, которого отобрали.

– Нет уж, – фыркнула я, – не замолкай. С этого места поподробнее, пожалуйста.

– Да уж, тут парой слов не отделаешься, – грустно согласился Лёвушка. – Его мама… Маргарита Владимировна, она – женщина сложная.

– Я заметила, – хмыкнула я.

– Трудно не заметить. Знаешь, вообще-то она не такая уж плохая. Но когда ее занесет… В общем, как тебе сказать. Володькин отец, дядя Герман, жил с ними лет пять, кажется. Я не очень знаю, почему вообще он ушел. Володька сам долгое время не знал, только уже потом стало известно, что Маргарита Владимировна… черт, как это все сложно!

– Продолжай! – грозно потребовала я.

– В общем, она ему, кажется, изменила. У нее был роман с каким-то партийным членом, что-то такое. И дядя Герман ее не простил, ушел, пожелав счастья и прочих творческих успехов. Дядя Герман, вообще-то, был очень добрым, а Володьку вообще обожал, на руках носил. А она, Маргарита-то, видя такое дело, поклялась, что дядя Герман Володьку больше никогда не увидит.

– Зачем? – поразилась я.

– Ну, кто ее знает. Может, простить ему не могла, что он ее не простил. Не знаю. Только в детстве она нам про Володькиного папу всегда говорила, что он их бросил. И что не хочет общаться. А сама через суд, кажется, запретила ему даже приезжать. Я знаю, что он однажды пытался Володьку повидать, так она его в дом не пустила.

– Кошмар! – Я закрыла рукой против воли открывшийся рот. Верка сидела потрясенная.

– В общем, так он и не знал ни черта, пока однажды его папка, дядя Герман, ему не смог случайно позвонить. Ему было пятнадцать лет тогда, – вздохнул Лёва.

– Как пятнадцать? Он вроде бы, с пятнадцати лет в Москве жил? – удивилась я.

– Ну, так вот, – с досадой отмахнулся он. – Я и говорю, дозвонился дядя Герман. Сказал, что много лет уже места себе не находит, хочет сына увидеть. Просил матери только не говорить про звонок, чтоб не было бед каких для Володьки. Только ему разве что скажешь? В тот же вечер он устроил страшный скандал. Я даже сейчас помню, как он перед этим сидел у меня дома. Лицо белое, весь трясется. Как она могла, как она могла?

– Да уж, как только она могла? Хотя… – пожала плечами я. – Если вспомнить те трюки, которые она со мной проделывала, так можно поверить, что она способна на все.

– В общем, он на нее орал, а она рыдала и клялась, что он не знает всей правды, что его отец – страшный человек и что он обязательно сделает все, чтобы настроить Володю против родной матери. Что он всякие гадости будет говорить…

– Ну, так ведь он действительно рассказал про измену…

– Не совсем так. Володька тогда вещи в сумку покидал и убежал из дому – к отцу в Москву.

– Он в Москве жил, отец?

– Да, он вскоре после развода туда уехал.

– А, ну да. Что-то такое я помню, – кивнула я. – И что, как он его принял?

– В этом-то и весь ужас, что отец его тогда болен был. Он поэтому и звонил, искал его – знал, что долго не проживет. Дядя Герман, кажется, месяца через четыре, как Володька к нему уехал, помер. Перед смертью ему все и рассказал. И просил, кстати, чтобы Вовка не держал на мать зла. Что она, мол, слабая женщина и не отвечает за себя. Володька мне тогда звонил, после похорон. Рыдал, говорил, что мать даже на похороны не приехала, сказала, что для нее он умер уже десять лет назад.

– Дура она, что ли? – вскрикнула даже Верка.

Лёвушка замялся, пытаясь понять, откуда взялся третий голос. Тут уж я ей кулаки показала, но она только развела руками.

– Дура не дура, а после этого Володька остался в Москве и с ней видеться отказался. Сказал, что раз она отняла его у отца, то теперь пусть считает, что у нее нет сына.

– Да, он, кажется, в иняз поступил, – припомнила я.

– Да, он же был единственный наследник, – добавил Лёвушка.

– Наследник чего?

– Как чего? Квартиры там, где-то на северо-западе, денег. Дядя Герман-то ученым был.

– Ничего себе. А это случайно не та самая квартира, где мы до сих пор живем.

– Ну конечно, она. Он, вообще-то, отца обожал, так что вряд ли он из нее уехал. А с матерью… с матерью он действительно общаться больше не стал. Она, правда, устроила так, чтобы он со Стелкой познакомился. Подсуропила, конечно. Меня там, в Москве, не было, не знал я, на ком он женится. В общем, вот и все. А можно хоть узнать, что случилось? Не иначе опять его мать активизировалась.

– Не мать, нет. Я активизировалась, – вздохнула я. Да уж, многое становилось на свои места, только что теперь с этим всем делать, вообще было непонятно.

– Хотя да, она вряд ли будет его сильно доставать. А то может ведь и денег лишиться, – согласился Лёвушка. – Меня моя матушка уже извела всего, тоже хочет, чтобы я ей платил. А что я ей буду платить, если у меня зарплата – две копейки. И то в базарный день. Я же не Володька, в конце концов. Знал бы я столько языков… Так что у вас-то там случилось? Скажет мне кто-нибудь или нет? – возмутился Лёвушка.

– Да уж, случилось. Планы поменялись, Лёва. Планы поменялись.

– Планы? – удивился он.

– Мне надо бежать, – засуетилась я и повесила трубку.

Все становилось ясным после этого разговора, так что мне надо было спешить. Надо было хоть как-то попытаться исправить ситуацию, объясниться, сказать, что я совсем не такая, как его мать. И не собираюсь никогда-никогда разлучать его с Мусякой, которого мы оба обожали до беспамятства. Запоздало вспоминала я, как паника захватила его в тот момент, когда я сказала, что хочу от него уйти. Я-то, идиотка, думала, что дело в его чувствах ко мне, вернее, в их отсутствии. А он просто до смерти боялся, что я отберу у него ребенка. Боже мой, как же иногда причудливо складывается жизнь. И все же я бежала домой, чувствуя всем сердцем, что Владимир – как бы он себя ни вел и что бы мне ни говорил – самый лучший мужчина на свете. И только с ним я хотела бы быть. С ним или ни с кем.

Потому что все на свете движется вперед по какому-то плану, все – даже сама наша планета, но кому из нас хоть что-то известно об этом плане? Кроме разве того, что за все придется заплатить, хотя зачастую мы даже не понимаем, что мы выбираем. Разве есть какой-то смысл в том, чтобы вцепиться в Алексея как в спасательный круг, наплевав на то, что он мне, по большому-то счету, совсем не нужен? Вцепиться, потому что ему-то, в отличие от Володи, я нужна и он не считает нужным скрывать этого. Вцепиться, потому что у него есть деньги? Потому что он приезжает ко мне на разных машинах и дарит мне подарки? Хочет диван купить в мою квартиру, кухонный гарнитур. Но я его не люблю! Вот что самое главное, как правильно заметила Верка.