Тарк издали услышал и почуял приближение хозяина, но, помня приказ не покидать грота, пока Ахилла там нет, оставался на месте, лишь заурчав от радости, и встал только, когда Пелид появился в отверстии входа.

– Доброе утро! – приветствовал его Гектор.

Он выглядел намного лучше, чем накануне – на исхудавших щеках даже проступил свежий румянец. Андромаха ухитрилась аккуратно побрить его, и отсутствие густой черной щетины сразу сделало лицо раненого много моложе.

– Доборое утро, Гектор! – отозвался Ахилл, скидывая с плеча сумку и теребя загривок ластившегося к нему Тарка, – Я вижу, ты чувствуешь себя неплохо... Все, Тарк, все, я сказал! Ступай встречать Андромаху. Где Андромаха, ну?

Золотистый пес выскочил из грота. Ахилл привычно уселся у изголовья постели, на покрытый овчиной плоский камень, который он сам сюда принес. Гектор вопросительно на него посмотрел, потом сказал:

– Я знаю, с чем ты пришел. Сегодня я должен написать письмо отцу, да? Ты завтра с ним встретишься?

– Да, – ответил Пелид.

– Я готов, если это нужно. Правая рука работает уже безукоризненно, – он вытянул руку и пошевелил пальцами. – Еще вчера я ее с трудом поднимал. Ты принес пергамент и тростинку для письма?

– Да, – кивнул Ахилл.

– Хорошо. Ну, а что писать?

Базилевс нахмурился.

– Ничего лишнего. Напиши, что ты жив и поправляешься и тоже хотел бы, чтобы царь Приам начал переговоры с царем Агамемноном. Если только ты на самом деле хочешь этого.

– Я этого хочу, – твердо сказал Гектор. – Но меня по-прежнему тревожат условия, которые могут поставить Атриды. Они слишком ненавидят Трою...

Ахилл вспыхнул.

– Сильнее их всех ее ненавижу я! Но именно я готов оставить этот проклятый город в покое и уплыть отсюда, потому что еще во сто крат сильнее я ненавижу эту войну! В ней давно уже нет ни доблести, ни смысла...

Он начал говорить порывисто и резко, но тут же взял себя в руки и продолжал уже почти спокойно, только пунцовый румянец, окрасивший смуглые щеки, выдавал возбуждение.

– Посмотри на меня, Гектор! Мне скоро двадцать шесть лет. Почти половину из них я здесь. До того у меня был дом, был отец, я женился, пускай безумно рано и безумно глупо, но это тоже было частью моей жизни, хотя отец и расторг этот брак и, вероятно, был прав... Меня воспитывал мудрейший из мужей Ойкумены, знающий столько, сколько не знают сто мудрецов вместе. Я жил с ним бок о бок почти круглый год, в течение пяти лет и постиг многие премудрости, знания, искусства. И у меня был друг, тот, что ближе всех, что от самой ранней юности и до зрелых лет – рядом и в славе, и в слабости, и в счастье... И где все это теперь? Что мне осталось?! Без малого двенадцать лет крови и смерти. От воинов с одного из последних прибывших сюда кораблей я узнал когда-то, что у меня родился сын. Я так и не видел его. Знаю по одним лишь слухам, что умер мой отец. Кто сейчас воспитывает моего сына, кто заменил ему мать и отца? Моя прежняя жена, как я слышал, давно опять замужем. Жив ли мой старый учитель? И много ли я помню теперь из его уроков? Все будто стерлось, ушло далеко-далеко... Всем, что связывало меня с моей прежней жизнью, был Патрокл. Его больше нет!

Ахилл запнулся, замолчал, подавленный воспоминанием, потом снова поднял глаза.

– Я думал, что, если отомщу за него, моей душе станет легче. Вздор! Месть вообще ничего не дает и не облегчает страдания. Во мне все пусто. И все это сделала война, война не во имя своей земли или священной справедливости – но во имя чужой гордости...

– И во имя золота! – тихо произнес Гектор, до того со вниманием слушавший бурную речь Пелида. – Может быть, Менелаю и нужна Елена, но его брату нужно прежде всего золото, еще раз золото и еще раз – великие богатства Трои! Ну скажи, что это не так, Ахилл! Скажи!

К его удивлению Ахилл расхохотался.

– Или ты думаешь, сын Приама, что я – полный глупец? Конечно, главная цель войны для Атридов – добыча. Ну а мне-то что с того?

– Ты получишь не меньше, чем они! – почти с вызовом ответил Гектор.

– Я уже получил больше, чем они! – воскликнул Ахилл. – Я перестал быть собой... Им мало, но с меня довольно! Пусть забирают золото, сколько смогут увезти (я думаю, твой отец даст им его много!), и прекращают эту бойню.

– Но цель войны, которую они называли – Елена.

Гектор смотрел на базилевса с напряжением, готовый к новой вспышке ярости. Но Ахилл лишь пожал плечами.

– Ты хочешь сказать, что, потребовав какую угодно дань, Атриды все равно потребуют и Елену? Конечно. И они должны ее получить. Тем более, – добавил он, усмехнувшись, – что два года назад, если помнишь, Парис принял поединок с Менелаем, поклявшись, что вернет Елену ее законному мужу, если проиграет. Он проиграл, и притом проиграл позорно... И не сдержал клятвы!

Гектор покраснел и опустил глаза.

– Я чуть не убил его тогда! – произнес он едва слышно.

– Я тебя понимаю. Так отчего же теперь тебе так жаль Париса?

Троянец посмотрел на Ахилла смущенно и грустно.

– Мне совсем не Париса жаль. Сказать по чести, мне жаль Елену.

– И я жалею ее!

Не замеченная увлеченными разговором мужчинами, Андромаха уже давно вошла в пещеру, опустила на землю корзину со сливами и тихонько уселась на свою постель, обхватив руками колени. Ахилл давно заметил, что у нее, как и у него, есть такая привычка – и бывало очень забавно, когда они, не сговариваясь и не думая об этом, садились друг против друга в одну и ту же позу.

Тарк лежал у входа, тоже прислушиваясь к беседе.

Ахилл и Гектор, услыхав слова женщины, разом посмотрели на нее, а она, покраснев и смутившись, все же продолжила:

– Я вижу, как много выстрадала Елена, и как она уже наказана за свою ошибку. Она сделала страшную подлость, но теперь живет хуже всех. Ее ненавидит вся Троя... Только Гектор всегда защищал ее.

– Да потому, что не должна слабая и беспомощная женщина отвечать за подлые дела мужчин! – воскликнул Гектор. – Разве в силах женщина бороться со столькими соблазнами, если все вокруг только и стараются внушить ей дурные, а не добрые поступки!

– Ты хочешь сказать, что твоя жена могла бы поступить, как Елена? – с чуть заметной насмешкой спросил Пелид.

– Моя жена, – без тени обиды и без малейшего сомнения ответил Гектор, – совсем другая женщина. Таких очень мало. Моя мать такая...

А Елена слабая и, наверное, просто неумная. Но она сейчас очень страдает. Парис с нею так жесток!

Последние слова вырвались у героя случайно, и он тут же осекся. Но было поздно.

– Он еще и жесток с нею?! – воскликнул Ахилл. – Ему мало того, что она из-за него натворила, того, что происходит из-за них обоих с Троей?! Послушай, Гектор, я не могу понять... Из твоих слов, из всего, что я вижу, получается, что Парис – бесчестное ничтожество. Почему же царь Приам, ваш с ним отец, который показался мне мудрым и благородным старцем, столько лет потакает безумию, повергшему Трою в страшные несчастья? Как он может терпеть выходки Париса? Почему он не выгнал его с порога в первый же день, когда тот явился в Трою с женщиной, похищенной у законного мужа, у человека, принимавшего Париса, как дорогого гостя? Почему сейчас... Это все мне не понятно. Ты можешь мне хоть что-нибудь объяснить?