Дожевав сухарь, Костя начал устраиваться на ночлег. Нарезал еловых лап, сделал себе подстилку под низко опущенными ветками старой ели — там сухо, пружинят толстым ковром устилающие землю порыжелые иглы, пахнет разогретой смолой и новогодним праздником — хвоей, лесом. Укладываясь, он положил под голову мешок с рацией, вернее, с тем, что от нее осталось. Крылов уже посмотрел, как расправились пули с радиодеталями. Если бы иметь запчасти и паяльник да спокойно посидеть за столом, тогда он вылечил бы замолкший аппарат, но…

Улегшись, Серый долго ворочался с боку на бок, рассуждая сам с собой о том, сколько ему ждать — сутки, двое, трое или уже утром уходить отсюда? Куда идти, Костя не знал, и это пугало: здесь не родная Москва, не пионерский лагерь и даже не армия, приучившая к подчинению и приказам командиров. А теперь получалось, что он сам себе и командир, и начальник штаба, да еще всего вооружения одна граната и пустой, без патронов автомат. Пугать им только, да кого испугаешь на войне оружием без патронов? Врага? Нет, он такого не боится…

Костя вспомнил, как в фильмах и песнях, которые они смотрели и пели до войны, враг казался им не страшным, более того — трусливым, жалким. А на самом деле вышло наоборот — не жалок он и не труслив. Воюет грамотно, смело, давит техникой, не жалеет боеприпасов, имеет численное превосходство. Тяжело с такими воевать — опытные, почти всю Европу подмяли. Тяжело, но надо! Надо учиться их бить, обманывать, заставлять себя бояться. Правда, это хорошо говорить, но пока он лежит на своей земле в лесу, под елкой, прячась от всех, а немцы расположились в деревнях, заняв теплые дома и чувствуя себя хозяевами.

Весь день собиравшийся дождь наконец-то пошел. Сначала робко упали первые капли, тяжело стукнув по листьям и траве, потом стали падать чаще, зато дождь истончился в сеточку мелкой мороси, набросившей на лес свое покрывало. Ласково зашуршали капли и по старой елке, под которой устроился радист. Убаюканный шорохом дождя, он задремал…

Проснулся оттого, что почудилось, будто его кличут — едва слышно, как шелест дождя по траве и листьям, шепотом произносят кличку: «Серый, Серый?!»

Костя поднял голову и прислушался, боясь ошибиться, боясь поверить самому себе — вдруг почудилось, померещилось? Не хотелось новых горьких разочарований.

Но вот снова зашелестело вместе с дождем:

— Серый, ты здесь?

И, похоже, темная фигура крадется по полянке. Приподнявшись на локте и сжав гранату, Костя откликнулся:

— Здесь!

Через несколько секунд перед ним бесшумно возник из темноты капитан. Мокрый, грязный, подпоясанный чужим ремнем, на котором висела большая немецкая кобура пистолета.

— Вы?! — Косте сжало горло, из глаз брызнули слезы облегчения и радости. Теперь он не один, жив капитан, жив! Он пришел! Он выполнил обещание!

— Я, я, брат, — Волков тяжело опустился на подстилку из лапника, вытирая ладонями мокрое лицо. — Устал смертельно.

— Товарищ капитан, — ткнулся ему носом в плечо Костя, — товарищ капитан, они все!..

— Знаю, милый ты мой, знаю, — неуклюже погладил его по коротко остриженной голове Антон. — Рация цела?

— Разбили… Очередью, — всхлипнул Костя. — Как же вам удалось?

— Сам удивляюсь, — улыбнулся в темноте капитан. — У тебя поесть осталось?

— Да, конечно, — заторопился радист, развязывая мешок. — Вот, берите, я уже… Патронов у меня нет, только граната.

— Автомат цел? — закусывая, спросил капитан.

— Цел, — облегченно вздохнул Костя.

— Ладно, — прожевывая, сказал разведчик. — Патроны поищем, а сообщать нам в центр все равно пока нечего. Отдохнул маленько? Вот и хорошо. Вроде я все сделал как надо. И дождь пошел — собаки след не возьмут, а все же собирайся, Серый, уходить пора. Двое нас с тобой осталось, а дел по горло.

* * *

Колесов уже несколько раз звонил и заходил к связистам, спрашивая: нет ли вестей от группы Хопрова? Вестей не было, уже которые сутки группа упорно не выходила на связь.

Наваливались срочные, неотложные заботы — Колесов только удивлялся, как много, оказывается, возникает неожиданностей в самых, казалось бы, хорошо знакомых делах во время войны, когда все привычное ломается и обстановка на фронтах меняется не по дням, а по часам, — но ни на минуту его не оставляла мысль о том, что могло случиться там, в Белоруссии. Почему нет связи с группой Хопрова-Волкова? О плохом думать не хотелось, но…

Что же, готовить новую группу или ждать? Но чего ждать — связи с ушедшими на задание или сообщения о них по другим каналам, которое поступит еще очень нескоро? Опять виновата война, из-за нее возникли новые проблемы бесперебойной связи с людьми, работающими в тылу врага, проблемы обеспечения им надежного прикрытия, обучения методам и тактике борьбы с немецкими спецслужбами. Да мало ли проблем? Вроде бы готовились, трудились не щадя себя, не жалея сил, а оказывалось, что все на свете предусмотреть невозможно. И опыта еще не хватает, опыта работы в тылу такого противника, как гитлеровская Германия, обладающая сильно развитым полицейским, разведывательным и контрразведывательным аппаратом.

Колесов уже знал о гибели Трофимова, о преследовании группы немцами, о том, что разведчикам пока удалось оторваться от погони, сбить ее со следа. Вроде бы вывернулись ребята из трудного положения, сумели уйти, приступили к выполнению задания, но не оставляло предчувствие, что впереди еще ждут новые неожиданности, причем не самого приятного свойства. И вот, пожалуйста, словно напророчил себе и ребятам — оборвалась связь с ними, молчит рация спецгруппы.

Почему они молчат? Чем он может помочь им здесь, в Москве, за сотни километров от фронта и тыла немцев, где работают разведчики? И… работают ли еще? Вдруг неожиданный обрыв связи означает не что иное, как ликвидацию группы немцами, и больше нет ни Волкова, ни его ребят — потому и не стучит торопливо ключ радиста, посылая в эфир позывные?

Позвонил генерал Ермаков и, не теряя времени на ненужные разговоры, прямо спросил:

— Что с Хопровым? Есть связь? Прорезались они наконец?

— Нет, — ответил Колесов и зримо представил, как после его слов потемнели глаза генерала.

— Как давно уже нет с ними связи?

— Они пропустили два сеанса по расписанию и один дополнительный. Пока трудно судить, что там могло произойти. Полагаю, надо еще подождать. Волков надежный разведчик, должен вытянуть. Мы их вызываем.

— Сколько ждать? — жестко спросил Ермаков. — Ты не маленький, сам понимаешь, что может означать обрыв связи, а я должен что-то отвечать в ЦК: там обеспокоены судьбой архива. Где Денисов и материалы, которые он вез? Что с деньгами, с золотом? Каждая минута дорога!

— Я понимаю, товарищ генерал, — Колесов тяжко вздохнул. — Понимаю, извините, но мне приходится не легче. Пока решение таково: подготовим еще одну группу, но отправлять подождем.