В период Войны за независимость характерные просвещенческие представления стали частью ментальности вигской элиты, определяли ее политический дискурс, ее представления об идеальном государстве. Контент-анализ американских политических текстов показывает, что просвещенческие идеи были усвоены вигами достаточно прочно (Приложения, таблица 4). Так, в письмах делегатов Континентального конгресса 16 раз встречается выражение «естественное состояние» (state of nature), 14 раз — «естественные права» (natural rights), 8 раз — «общественный договор» (social compact, social contract).

В конституционных документах революционного периода также можно выявить заимствования из трудов европейских просветителей. Реципировались как общие ценности просвещенческой мысли, такие, как важность образования или веротерпимость, так и весьма конкретные представления об оптимальной организации власти или уголовном законодательстве.

Первой же проблемой, требовавшей осмысления, была природа республики. Для Америки она была немалым новшеством; американские виги стали республиканцами довольно поздно. В феврале 1775 г., буквально накануне Войны за независимость, Дж. Адамс демонстративно изумлялся «клевете» своего оппонента-тори, называвшего вигов республиканцами: «Что он (Массачусеттензис) имеет в виду под независимостью? Независимость от британской короны, независимую республику в Америке, конфедерацию независимых республик?.. Он знает, что среди вигов нашей провинции нет ни одного человека, который бы таил подобные желания»[587]. Т. Джефферсон писал о первых месяцах Войны за независимость: «Хорошо известно, что в июле 1775 г. отделение от Великобритании и установление республиканского правления еще никому и в голову не приходило»[588].

Когда 4 июля 1776 г. Соединенные колонии превратились в Соединенные Штаты, это означало свержение монархии. Новое независимое государство формировалось как республиканское. При этом опереться в вопросе о природе республиканизма было, собственно, почти не на что. К услугам американцев был опыт античных полисов и средневековых городов-республик. Знали они также об особенностях внутреннего устройства древних и современных им конфедераций: дельфийской амфиктионии в Древней Греции; Швейцарской конфедерации; Республики Соединенных провинций (Нидерландов) и т. п. Однако в большинстве случаев европейский опыт невозможно было воспроизвести в условиях США либо он не был приемлем как устаревший. Философы-просветители тоже мало чем помогали. Популярный у американцев авторитет в вопросах конституционализма Дж. Локк не занимался вопросом о природе республики. Его описание разделения властей относится к парламентской монархии. Ж. Ж. Руссо, чье влияние также весьма велико в процессе создания конституций штатов, демонстративно отказывался от отдельного рассмотрения республиканизма: «Что касается меня, то я не отвергал ни одного из правлений и не пренебрег ни одним из них»[589].

В результате главным источником теоретических знаний о природе республики оказались труды Ш. Л. Монтескье. Его программное произведение «О духе законов» во многом определило особенности американского республиканизма в XVIII в. Однако воспринять теорию Монтескье в этом аспекте полностью американцы не могли, поскольку в своем описании республики французский философ подразумевал весьма специфическое политическое образование. Это республика небольших размеров, с миролюбивой внешней политикой, без выраженного неравенства; личные интересы в таком государстве подчиняются общественным; роскошь не допускается. Собственно, это описание идеализированного греческого полиса, вполне соответствующее духу классического республиканизма[590]. Между тем американские штаты вовсе не походили на города-государства; по своим размерам они в большинстве своем скорее соответствовали европейским монархическим государствам. Не было там и прямой демократии, которую описывал Монтескье.

Невозможно было и безоговорочное перенесение на американскую почву классических республиканских идеологем.

И все же постулаты классического республиканизма, усвоенные от античных авторов или через посредство Монтескье, считались возможной моделью для американских штатов. Соответственно, попытки их апроприации все же делались. Ниже их усвоение будет разобрано отдельно.

Итак, создание конституции осмысливалось как заключение общественного договора. Договорная теория происхождения государства таким образом из абстракции превращалась в конкретный законодательный акт. В главе 1 были разобраны основные формы, в которых, как считалось, мог быть заключен общественный договор: pactum subjectionis (договор подчинения) и pactum associationis (договор сообщества). Перед Войной за независимость отношения между метрополией и колониями описывались в терминах pactum subiectionis. Показательны формулировки автора под псевдонимом «Американский Солон», относящиеся к 1772 г.: «Колонии никогда не вступали в какое-либо соглашение с парламентом Великобритании и не признавали зависимость от него. Их договор заключен с королем и только с ним. Именно его они признают своим законным государем и готовы нести справедливую долю расходов, чтобы поддержать достоинство его и нации. Но об этой доле и путях ее сбора они хотят судить сами. Без этой привилегии они были бы рабами, лишенными даже проблеска свободы; а рабами они быть не желают»[591]. Сторонами договора здесь выступают колонисты и король (но не парламент).

Однако с началом Войны за независимость существующий общественный договор был расторгнут. Историк Мерси Уоррен описывала это так: «Робкие трепетали при мысли об окончательном разделении; последователи пассивного послушания были потрясены нарушением веры в их исконного государя; а враги общей свободы человечества были разгневаны до безумия или впали в отчаяние. Но… они (виги. — М. Ф.) считали себя более не связанными никакими моральными узами присяги на верность государю, посягавшему на их гражданскую свободу, которую они теперь могли обеспечить только общественным договором между собой и которую они решили сохранить или погибнуть в попытке сохранить ее»[592]. Употребленная Мерси Уоррен формулировка — «общественный договор между собой» — четко фиксирует переход от концепции pactum subjectionis к pactum associationis.

Такое понимание ближе к руссоистскому. Именно его Жан-Жак провозглашал в своем центральном произведении: «Найти такую форму ассоциации, которая защищает и ограждает всею общею силою личность и имущество каждого из членов ассоциации, и благодаря которой каждый, соединяясь со всеми, подчиняется, однако, только самому себе и остается столь же свободным, как и прежде. Такова основная задача, которую разрешает Общественный договор»[593]. Для других европейских просветителей такое понимание не характерно. Вероятно, именно поэтому А. М. Каримский пытался связать pactum subjectionis с умеренным крылом американских вигов (прежде всего, с А. Гамильтоном), а pactum associationis — с радикальным (Т. Пейном)[594]. Представляется, что здесь взгляды «отцов-основателей» США представлены излишне статичными. Во второй половине 1770-х гг. концепция pactum associationis никак не была исключительным достоянием радикалов. Действительно, к ней прибегал Т. Пейн: «…Сами индивиды, каждый в соответствии со своим личным и суверенным правом, вступили в договор друг с другом для образования правительства; и это единственный способ, каким имеют право создаваться правительства, и единственная основа, на которой они вправе существовать»[595]. Но о том же писал и умеренный политик из Коннектикута Ной Уэбстер: «В общественном договоре каждый индивид вступает в связь с самим собой по законам общественного организма, каждый член возлагает на себя обязательство и, подчиняясь этим законам, каждый подчиняется самому себе. В таком государстве каждый член так же связан законами, как и узами, подписанными его собственной рукой»[596]. К сходной формулировке прибегал и Сэмюэль Адамс[597].