– Извините, Вы хотите сказать, что Леонардо да Винчи незаконнорождённый? – переспросил Кеша.

– Да, это все знают. Хотя по внешнему виду не скажешь, а? Хорош, неправда ли?

Выглядел художник действительно хорошо. Тронутые сединой рыжеватые волосы мягкими волнами спускались на плечи. Узкий, длинный нос лишь подчеркивал правильные черты лица. Глубоко посаженные глаза светились мудростью и добротой из-под густых, лохматых бровей. Пышная, хорошо ухоженная короткая бородка, уже наполовину седая, завершала картину. Да Винчи сидел во главе стола, окружённый толпой молодых людей, внимающих каждому его слову.

– Маэстро, правда ли, что для празднества герцога Вы создали планеты, которые двигались сами и пели хвалебные песни?

– Правда. В дни моего пребывания при дворе мне приходилось заниматься и подобными безделушками. Герцог Моро и его жена любили празднества и прочие увеселения. А планеты двигались не сами по себе, всё было сделано с помощью блоков и шарниров, управляемых людьми за сценой.

– Есть очевидцы, утверждающие, что Вы можете превращать белое вино в красное простым мановением руки.

– И это правда.

– Как же Вам это удалось? Недаром говорят, что Вам подвластны секреты чёрной магии.

– Глупости! Не смейте повторять при мне сплетни про меня! Если бы, молодой человек, больше времени уделяли науке и мастерству, то и у вас могло получится нечто подобное. Это самая обыкновенная механика, только и всего. И никаких чудес!

– Прошу прощения, маэстро. Просто о Вас рассказывают такие странные вещи, что просто в голову не укладывается.

– Вы знаете, чем отличается человек от лютни? Когда лютню трогают пальцами, она вторит музыканту и создаёт мелодию, но сама она не в силах произвести ни звука. Человек же, услышавший какие-то слухи, может, подобно лютне, передать их дальше, усилив до неимоверности, а может, если у него есть голова на плечах, подумать и постараться понять, что правда, а что просто недомыслие, или, ещё того хуже, злословие.

– Яне хотел Вас обидеть, извините меня, – пробормотал было спрашивавший, но его оттёрли от стола, и он быстро ретировался. А Леонардо даже не заметил этого. Подумав немного, Да Винчи продолжал: – Понимаете, друзья мои, всё, что я достиг, это благодаря наблюдениям за природой. Ведь в каждом живом существе великое таинство, и если проследить за ним, многие чудеса для себя можно открыть. Жаль… Жаль, что нам так мало отпущено жизни… Вот мне уже почти пятьдесят, а что я успел сделать?

– Не верю своим ушам! – вступил в разговор Филиппино. – И это говорит создатель Коня и Тайной Вечери! Уж не напрашиваешься ли ты на комплименты?

– Липпи! Как я рад тебя видеть. Я уже выпил кувшин вина, а тебя всё нет. Где ты был, старина?

– Дела, всё дела. Всех гостей надо было усадить, распоряжения отдать. Кстати, тебе ничего не нужно? Ты ведь не ешь мясного?

– Не беспокойся, дружище, я сыт, всё хорошо. А Микеланджело придёт?

– Должен был. Я уже видел его подмастерье, Пьеро Арджиенто, где-то здесь, совсем недавно.

– Я слышал, что Буонарроти получил наконец свой долгожданный заказ. Я рад за него.

– Жаль, что ты сам не согласился сделать скульптуру, – сказал Липпи.

– Уволь, нет, нет, только не это. Они меня, правда, долго уговаривали. Но скульптура – это не по мне. Посудите сами – сколь разительно отличается жизнь скульптора и художника. Скульптор трудится изо всех сил, прикладывает всю свою мощь в правильные удары, вокруг него всегда туман каменной пыли, он сам весь буквально облеплен мраморной крошкой и вечно наедине с собой, ведь ни один здравомыслящий человек не выдержит этого бесконечного стука целый день напролёт. То ли дело художник. Он одет в красивые удобные одежды, в комнате его полно света и благоухания, он окружён яркими красками, и великолепные женщины позируют ему. Он может проводить своё время, рисуя картину, в благостной беседе с друзьями и под звуки приятных мелодий. Жизнь художника спокойна и чиста, в отличие от бедного, наполовину оглохшего от собственного орудия производства скульптора, – закончил свою мысль Леонардо, и все вокруг дружно захлопали в знак одобрения.

Равиль, однако, услышал за спиной какой-то сдавленный стон и скрип зубов. Он оглянулся – за соседним столом незамеченный толпой сидел Микеланджело. Скульптор весь побагровел от гнева, и крутые желваки ходили под его впалыми щеками. Несмотря на то, что он был чисто одет после купания, его ремесло выдавала мраморная крошка, навсегда въевшаяся в волосы и бороду, делая их из чёрных блёкло-серыми. Сознание того, что в чём-то художник прав, приводило скульптора в бешенство, и он едва сдерживал себя, чтобы не вспылить. А за столом Леонардо разговор продолжался так же непринуждённо и весело.

– Маэстро, но ведь Вы прославились в Милане не только своими картинами и изобретениями. О ваших загадках и притчах ходят легенды. Конечно, мы не высший свет, как у герцога, но, может, Вы и нам расскажете что-нибудь? – попросили из толпы.

– Не стоит скромничать мой друг, поверьте мне, мои загадки и притчи лучше отгадывали и легче доходили в среде простых людей, а не вельмож. Ну раз уж вы так настаиваете, расскажу вам одну. Про художника. Жил-был один священник. Как-то в страстную субботу он обходил свой приход и разносил святую воду по домам, как водится. Проходит он мимо дома художника и думает: «Давненько этот художник мне ничего не давал на богоугодные дела. Это непорядок». А художник в это время как раз писал картину. Заходит к нему священник, оглядывает комнату и давай поливать во все углы святой водой. В том числе и на полотно изрядно попало. Художник в сердцах: «Ты зачем же мою картину водой испортил?» На что священник отвечает: «То святая вода. А значит, это дело святое. В писании сказано, сторицей возместится тому, кто святое дело делает. Понял, сын мой?» Художник ему: «Да понял я, понял». Священник ушёл, радостно потирая ладони – теперь-то художник должен будет дать ему на церковь. Проходит он под окном того художника, как вдруг оно распахнулось, и оттуда ведро холодной воды вылилось прямо на голову бедного священника. «Что ты делаешь!» – завопил тот, а художник спокойно отвечает: «Ты же сам говорил, что стократно вернётся человеку за благое дело. Вот я и возвращаю!» – дружный хохот был положительным ответом на притчу.

– Не богохульствуй, Леонардо! – прервал смех чей-то скрипучий голос.

Все обернулись – тяжело опираясь на костыль, перед ними стоял Сандро Боттичелли.

– Помилуй, Сандро, я же просто пошутил, – развел руками Да Винчи.

– Я тоже раньше шутил, видишь, до чего это меня довело! – сказал сердито Боттичелли и, круто развернувшись на костыле, отправился вон со двора.

– Ну вот, нечаянно обидел старого друга… – огорчился художник.

За столом воцарилось тягостное молчание. Чтобы развеять тишину, Липпи решил сменить тему:

– Леонардо, а что насчёт твоих загадок? Бьюсь об заклад, что я разгадаю!

– Да, да, маэстро, загадку! – стали просить все.