Боже мой, как хочется этого счастья! Как хочется, чтобы страх ушел… Но до чего же бывает страшно! Если Галька переживет все это, и если все это когда-нибудь закончится, ее, наверное, ничто уже не сможет испугать или встревожить. Галька всегда удивлялась спокойствию своего деверя Михаила. Его ничто не могло привести в состояние паники – ни случай, когда на их фирму «наехал» рэкет, ни проблемы с поставками или срывы контрактов. Однажды Галька спросила Бориса о том, как же его брату удается владеть этим мастерством спокойствия. «Он был на войне, – ответил Борис, – он видел смерть. Она постоянно стояла у него за спиной. Что же может его потревожить сегодня, если он смог пережить ВСЕ ЭТО тогда?».

Смерть. Однажды на станции умерла девочка. Все медсестры ходили зареванными, в коридоре стоял маленький черный катафалк с утварью для крещения. На станцию никого не пускали. Здесь, на интенсивной терапии, Галька постоянно чувствовала дыхание смерти. И смерть эта была самая подлая – она пыталась подкараулить самых маленьких и беззащитных, самых чистых и безгрешных – детей. Нет, Галька не будет думать о плохом, она не будет допускать до себя дурные мысли, она оградит себя от них непроницаемой оболочкой. А сделать это так трудно, ибо все здесь полно тревоги и страха.

Когда у кого-то из лежащих в инкубаторах малышей занижались какие-либо показатели, в помещении раздавалась сирена, начинали суетиться сестры, всех посетителей выгоняли в комнату ожидания. В этой комнате стоял небольшой книжный шкаф со стеклянными дверцами. В нем были книги о беременности и родах. На самой верхней полке находились обыкновенные справочники для рожениц. На второй полке – книги о детях с врожденными дефектами – заячьей губой, пороком развития позвоночника. Полка пониже была полна книжек о синдроме Дауна. И на самой нижней полке стояли книги в черных переплетах. Галька не могла прочитать их названия, но она знала, о чем они – о том, как пережить смерть новорожденного.

Когда Галька видела этот шкаф, ее пробирала дрожь. Спустя несколько дней она приняла решение совсем не смотреть в ту сторону, где он стоял. С тех пор заходя в приемную, она всегда резко поворачивала голову вправо и смотрела в одну точку – на рукомойник. Со стороны это должно было выглядеть смешно, но Гальке было все равно. Не смотреть на то, что излучает негативную энергию – значит, не допускать ее до себя. Снова вспомнился гоголевский «ужастик» про Вия. Не допускать до себя негатив – значит, не только не думать о горе, но и не позволять донимать себя всякой «мелкой нечисти». Не плакать, когда тебя ругает недалекая консультантша по лактации, не спорить с сестрой, пытающейся отобрать у тебя круг, облегчающий сидение роженицам, не расстраиваться, когда тебя не пускают завтракать в больничную столовку, утверждая, что ты уже поела в палате. Пусть они все орут, злятся, смотрят тупыми глазами. Нужно быть стойким и крепким, думать о хорошем и усердно молиться, пока не закончится весь этот мрак. До третьих петухов. Пока не взойдет солнце. А оно обязательно взойдет. Галька уже твердо верила в это.

В палате зазвонил телефон. Галька безумно обрадовалась, услышав Тосечкин голос:

– Галина, я ничего не знала. Я звонила тебе домой, на твою «трубу» звонила. Неделю, две, месяц и более. А потом зашла в Борькин офис, потому что мне стало как-то жутковато. Вот, от него сейчас звоню… Как ты?

Как она? Как Галька может описать свое состояние? Его невозможно определить одним словом. А потому Галька рассказала обо всем, что с ней произошло. И в завершение своего монолога добавила:

– Тоська, ты знаешь, здесь я поняла одну вещь: сволочи есть абсолютно везде. Да, да, люди бывают ужасными сволочами и тупыми бездушными быдлами – и это совершенно не зависит от того, в какой стране они живут, и что в этой стране происходит: бардак или порядок, экономический кризис или стабильность. Сволочи они сволочи и есть, будь то Европа, Азия или Атлантида.

Галька произнесла эти слова, и перед ее глазами отчетливо замелькали метко сформулированные ассоциативные ряды: «женские бои в грязи», «начальница лесбиянок», «тюремные надзирательницы», «Вий». Да уж, такое количество сволочей на квадратный метр ей редко приходилось наблюдать. Как давно ей хотелось поговорить с кем-нибудь ВОТ ТАК. Как хорошо, что она «выпустила пар»… Хотя было бы неправдой утверждать, что она видела здесь только плохое. Галька ненадолго задумалась и добавила:

По воскресеньям в палаты «проблемных» рожениц приходила лютеранская священница. Она разговаривала с женщинами, пытаясь укрепить их дух. Ее звали Зильке. Зильке не говорила по-русски, но это был тот случай, когда слова были не нужны. Зильке просто осторожно садилась на краешек Галькиной постели, смотрела на нее своими добрыми глазами и брала ее руки в свои теплые ладони. Когда Галька уже смогла ходить, Зильке отвела ее в маленькую часовню, которая находилась на территории больницы. Зильке знала, что Галька верующий человек – она еще в первую встречу заметила на Галькиной шее маленький крестик. Они сидели на скамье в полумраке часовни и шепотом молились – Зильке молилась на немецком, а Галька на церковно-славянском. Современные витражи церквушки, выполненные в авангардном стиле семидесятых, были непривычны Галькиному глазу, но, несмотря на это, здесь ей было как-то хорошо и спокойно. Вообще, она редко ходила в церковь и не была настолько серьезно воспитана в вере, как, например, Борис. Галька знала некоторые молитвы, но читала их очень редко. Теперь она каждый день ходила в эту часовню – каждый раз после визита в инкубатор. Это очень правильно кто-то заметил: «в окопах не бывает атеистов».

Приехал Борис. Наконец-то приехал Бориска! Маленькая Машенька уже могла лежать в нормальной постельке. Физиотерапевты делали ей гимнастику лица, чтобы пробудить всякие рефлексы, необходимые для приема пищи. Вскоре Машенька все могла делать сама: дышать, пить из бутылочки, шевелиться. Ее можно было держать на руках и даже купать! Гальке и Борису выделили семейную палату. Теперь они находились втроем в одной комнате. Они – настоящая семья.

За день перед отъездом новоиспеченная семья ходила по магазинам в поисках вещей для малышки. Галька любовалась тем, как Борька тратил деньги. Если ему нравился какой-нибудь детский комбинезончик или платьице, он сразу же снимал их с вешалки и бросал в тележку для покупок, смотря только на размер, а не на цену. Иногда Галька сама останавливала его: «Подожди, распашонки и ползунки можно посмотреть в угловом магазине – там скидки, я видела». Галька была в восторге от детских отделов в немецких магазинах – все такое красивое, пестрое и качественное! И кругом такое множество нужных и полезных вещей: специальные вакуумные бутылочки, не образующие пузырьков при подготовке молочных смесей, стерилизатор детской посуды, удобные и мягкие спальные мешки, специальные мобили для развития моторики, электронные игрушки для младенцев, играющие мелодии детских песенок. А какие замечательные плюшевые звери! Галька одной себе точно купила бы с дюжину таких зверушек! В ее детстве она не видела таких. Да и вообще она мало чего видела в детстве. Матери – и той не видела. У Машеньки все будет иначе! У нее будет все, что нужно маленькому ребенку.