Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все это ясно проносится у меня перед глазами: так же ясно, как случившееся в «Бабочке», когда я опрокинула на Лайтнера поднос. Еще лучше я помню то, что произошло после, поэтому сейчас просто тяжело роняю себя на стул и смотрю, как за судьей и его дочерью закрывается дверь.
Лайтнер К’ярд
Изучая программу Родди, я думал: как можно быть таким идиотом в отношении с девчонками и таким гением в информационных технологиях? Приложение, которое он создал, не только позволяло отследить нужного человека или въерха, можно было отслеживать сразу несколько. Где они находятся и когда взаимодействуют друг с другом. И это не только в пределах Кэйпдора, но и во всем Ландорхорне. Главное, нужны были номера, и я вбил все известные мне контакты подружек Ромины. Особенно спасала такая функция: когда точки-объекты, встречаясь, сильно сближались, программа подавала сигнал. Без нее мне пришлось бы постоянно пялиться в тапет.
Было в том, что я наблюдаю за синеглазкой, что-то извращенное, пусть даже на моем тапете она лишь сияла точкой на карте. Но я отмахивался от этой мысли, оправдывая свои действия тем, что слежу за ее безопасностью, пока не удастся ничего найти против Ромины. С последним было тухло: Родрес отказался мне помогать, а девчонка, которая сдала Мэйс, запугана до смерти (я ездил к ней, но мне даже не открыли). Я раздражался всякий раз, когда по сотню раз на дню заходил в приложение, и терял терпение, хотя в этом деле оно бы мне точно пригодилось.
Иногда программа подавала знак, когда точки сближались, а учитывая, что Роминины подружки редко разлучались друг с другом даже в женском туалете, то делала она это часто. Поэтому, когда сегодня поставленный на беззвучный звонок тапет завибрировал, я всего лишь бросил на него взгляд. И только после осознал, что это вовсе не карта Кэйпдора.
Что Вирна и Ромина делают в Центральном отделении политари? Вместе с Родресом? Да еще и среди учебной недели?
Какого у них там случилось?!
Из аудитории я выбегаю так быстро, будто меня выносит волной. Сверяюсь с расписанием, выясняя, что у Вирны действительно должны быть занятия. Но она у политари, а не здесь.
Отсюда до Центрального отделения минут десять, но я, конечно же, наглухо застреваю в пробке. Слишком высоко здесь не поднимешься, поэтому приходится тащиться с черепашьей скоростью. Вот здесь меня и накрывает осознанием: куда я вообще лечу? А главное — зачем?
Нет, правда? Достаточно позвонить Мэйс и все узнать. В Центральном отделении политари ей точно ничего не грозит. Не грозит же?
Едх!
Вздохнуть поглубже, что вернуть себе внутреннее равновесие, которое, пожалуй, рядом с синеглазкой мне не светит.
На входе в Центральное отделение вижу семейство Д’ерри. На лице Ромины играет такая широкая улыбка, будто у нее сегодня день рождения.
— …я же говорила, что эта девка получит по заслугам!
— Тихо, — обрывает ее судья Д’ерри. — Это не значит, что моя дочь должна забывать о приличиях и уподобляться людям.
— Я?! Людям? Пап, ну ты что!
Д’ерри только сейчас замечают меня.
— Лайтнер? — недовольно поджимает губы отец Ромины.
Да, я тоже не рад нашей встрече.
— Здравствуйте, судья.
— Не ожидал тебя здесь увидеть.
Взаимно.
— Я здесь из-за друга, — говорю я, пристально глядя на Ромину. Она морщит нос и приглаживает волосы — нервничает. Хотя пытается этого не показывать. — Не привык бросать друзей в беде.
— Преданность — хорошее качество. Если, конечно, она не нарушает законы Ландорхорна.
— Я считаю, что закон должен быть превыше всего остального, — отвечаю, глядя ему в глаза.
Судья кивает и увлекает дочь за собой, а я следую дальше и теперь натыкаюсь взглядом на Родреса. Судя по выражению лица, он тоже не рад меня видеть. Особенно, когда я преграждаю ему путь к выходу.
— Лайт, ты совсем сдурел? Мы в участке! Тоже хочешь за решетку?
Чего?!
— Мэйс?
— Нет, — мотает головой Родди. — Ее не посадили, если ты об этом. Хотя за то, как Мэйс общалась с судьей, я бы точно назначил ей пару штрафов. Чтобы неповадно было.
Я складываю руки на груди.
— Рассказывай.
— Что рассказывать? Нас пригласили сюда из-за ее клеветы, как свидетелей. Как я и говорил, Роми в этой истории не при чем. Обвинения сняты.
— Давай по порядку, — перебиваю я его.
Чем больше говорит Родрес, тем больше мне хочется проломить идеально-гладкую мраморную стену холла Центрального управления. Но тогда меня посадят в одну из клеток, а ведь где-то здесь Мэйс, которой сейчас нужнее поддержка.
Какого едха она меня не позвала?! Это ведь касается нас двоих!
Потом мне вспоминается последний разговор с синеглазкой и проломить стену уже хочется собственной головой. Вирна что-то пыталась мне сказать, но я не стал слушать. Впрочем, я еще могу все исправить. Могу ли?
Мне сейчас не до Родреса, поэтому я его отпускаю и спрашиваю у дежурного, где сейчас Мэйс. Но прежде чем он отвечает, из лифта появляется растрепанная Вирна. Ее волосы потемнели от воды, а глаза ярко выделяются на побелевшем лице. Но они потухшие, в них не видно привычной стойкости. Упрямства, которое всегда раздражает. Страха тоже нет. Кажется, в них ничего нет. И этот момент ужаснее, чем те мгновения, когда я достал ее из воды. В руках она сжимает банку с мертвой бабочкой, и меня передергивает. Потому что она именно такая, каким был наряд Мэйс в ту штормову ночь.
Это что еще за хидрец?
Мы с Вирной сталкиваемся взглядами, и она будто оживает. Ее пальцы по-прежнему дрожат, а глаза расширены от шока, но при виде меня что-то меняется.
— Что… что ты здесь делаешь? — спрашивает Мэйс.
— Спасаю тебя, — без улыбки отвечаю я. — В очередной раз. Пойдем.
И снова никаких возражений. Вплоть до того, как мы оказываемся в моем эйрлате.
Дождь льет так, что за этой пеленой ничего не видно. Я сразу включаю обогрев на максимум, чтобы синеглазка не простыла и потому что успел сам промокнуть, а силу использовать не хочу. Я хочу забросать Вирну вопросами, но терпеливо жду. Впервые моего терпения действительно хватает, пока она не начинает говорить:
— Они сняли с Д’ерри все обвинения и заставляют меня прилюдно извиниться.
Это я успел услышать от Родди.
— Знаю.
— Мне придется извиняться перед ней при всех. А еще я должна денег за раковину в Кэйпдоре…
Ее голос звучит все тише и тише, словно Вирна размышляет вслух. Против всех доводов рассудка я тянусь к ней и убираю налипшую на лоб темно-синюю прядь. Пальцы скользят по прохладной коже, настолько нежной, что хочется коснуться ее вновь, но Мэйс вздрагивает.