Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Запоздало пришло понимание: несмотря на грубость и отвратительный характер, Эдэр был готов защищать меня ото всех и вся. Кроме самого себя, конечно… От него лучше всего меня мог защитить Тим. Но меня унесло далеко, и теперь рядом не было ни одного, ни другого. Больше никто не поможет.
Воистину не желай чего-то слишком сильно, чтобы не жалеть потом о том, что получишь. Пальцы сами врылись в сухую землю, стиснув комья и гальку с волосистыми корнями растений. Я стиснула зубы. Плакать буду потом. Это роскошь, которая мне больше не доступна. Все силы, что остались, надо тратить на выживание. Я резко вытерла нос тыльной стороной ладони.
Черт побери, все равно выживу! Назло глоссам. Назло продавшим меня степнякам. Назло жрецам. Назло долбаным львам. Назло Эдэру.
Доберусь сама до Разлома, глядишь, и способ найдется, как его преодолеть. И мне не придется больше прятаться. Меня ждет свобода!
Я внимательнее присмотрелась к окрестностям: вокруг высились дикие скалы. В их тени и на небольших, залитых солнцем участках, росли кусты и низкорослые, корявые деревца. С одного из них на меня изучающе смотрел ворон.
– Пшел вон! – крикнула я. – Я еще жива.
Хоть бы крыс тут не было. При мысли о крысах меня одолела дрожь. Я встала, перебарывая слабость в коленях, и достала из-за пояса длинный кинжал. Срезала второпях пучок полыни – только она спасет от укуса ядовитой крысы. Сунула в карман. Нечего рассиживаться, пока любители падали или хищники покрупнее не пришли сюда отобедать. Уж я-то знаю, что зверей нюх выводит на слабых и больных. Сколько раз, охотясь, замечала, как учуяв издалека совсем, будто и не носом, а неким шестым чувством немощь и страх жертвы, те, кто посильнее, стекались к ней. Словно жертва звала их. Наверное, это не шестое чувство, это голод. А он – хороший управ. Он заставляет двигаться, рыскать и нападать. Поэтому в дикой природе нельзя ни на секунду чувствовать себя слабой.
Кстати, о голоде. После пережитого желудок требовал своего. Жаль, сумка с припасами досталась львам на закуску. Я подошла к деревцу, подыскивая ветку, подходящую для нового лука. Хорошо бы найти коноплю или хотя бы тугие стебли повилики, чтобы сплести тетиву. На первый взгляд вокруг меня ничего подходящего не росло. Зато на солнышке неподалеку грелись две упитанные ящерицы. Желто-зеленые чешуйчатые спинки застыли под солнцем на изъеденном известняке, только моргающие морщинистые веки над блестящими вкраплениями глаз выдавали то, что ящерицы живые.
В животе заурчало. Он не хотел ждать, когда я раздобуду себе лук и стрелы. Но с такой дрожью в ногах мне не подкрасться бесшумно! Решение пришло само. Зря, что ли, духи наградили меня даром? Но как вы-звать искры в пальцах, если бояться и волноваться мне больше не пристало?
Голод подсказал как, подсунув воспоминание. Обучая меня стрелять из лука, отец говорил: «Главное, сосредоточься на дыхании, почувствуй свое тело и то, что ты контролируешь его. Забудь обо всем. Есть ты, и есть цель. Остальное не важно».
Я начала дышать ровно, удерживая внимание на выдохе и вдохе. Постаралась вспомнить ощущение электричества в теле. Представила, как рождается огненный шар в груди, как из него льются колкими раскаленными иглами два потока и текут в руки. Я сконцентрировалась на этом. Спустя несколько секунд жаркий сгусток зажегся у сердца. Еще мгновение, и пальцы начало жечь искрами. Хорошо!
Я выставила руку и, будто при стрельбе из лука, выделила взглядом бурое пятно на чешуйчатой спинке ящерицы, прицелилась. Мысленно выпустила огонь. Ничего не подозревающее существо вспыхнуло голубым факелом и почернело, не успев даже отбросить от испуга хвост. Вторая ящерка пустилась наутек и мгновенно скрылась в щели между камнями. Я усмехнулась и подула на пальцы. Пожалуй, в том, чтобы вырезать лук, не было особой необходимости. Стоит попробовать долбануть кого-нибудь с более приличного расстояния.
Откусив и выплюнув обугленную голову, я решила, что надо бы в следующий раз пускать разряд поменьше – углями сыта не будешь. Ворон раскаркался, продолжая сверлить меня черным глазом. Нагло так, издевательски.
– Сам напросился, – буркнула я и выставила пальцы в его сторону.
Птица сидела довольно далеко – метрах в десяти от меня. Заодно и проверю свои возможности. Но все повторилось: вспышка, запах паленых перьев, и поджаренный трупик упал на гальку.
– Что ж, обед искать не надо, – буркнула я и по-шла подбирать добычу.
* * *
Утолив голод и зачерпнув ладонью воды из реки, я все же вырезала лук с десятком стрел. С коноплей дело обстояло хуже, и поэтому пришлось приспособить под тетиву какую-то жесткую, не рвущуюся вьюшку, срезав ее плети с коры кривого дуба. С луком в руках стало спокойнее, все-таки привычка – большое дело!
Я отправилась в путь. Близость сумерек заставляла меня прибавить шагу, высматривая что-либо подходящее для ночлега. Вспомнилось, как Эдэр рассказывал, что река впадает в то красивое голубое озеро, которое со стороны леса стражи охраняют чуть ли не на каждом метре, а со стороны скал – нет. Все потому, что за горной грядой – Разлом, и ждать визитеров из-за многокилометровой пропасти глупо. Значит, туда мне и надо.
Чем дальше я шла, тем шире и спокойнее становилась река. Растения принимали невиданные, по большей части уродливые формы. Цветки мальвы рваными лепестками напоминали оскалившиеся морды. Дикая фасоль вытягивала к солнцу алые, как кровь, цветы и закрученные, опухшие словно от болезни, ржавые стручки. Деревья, которых здесь было немного, не шли в рост. Их стволы были покрыты красноватой коростой с ненормально-радужным отливом. От всего этого было не по себе.
Совсем захотелось вернуться, когда я наткнулась на выжженную проплешину среди камней. Черные, искореженные повозки прошлых людей громоздились одна на одной. Их было больше десятка. Местами металл оплавился, и они, накрепко склеенные, будто перетекали друг в друга. На светлых скалистых стенах навечно впечатались пятнами сажи очертания людей в странных позах.
Я остановилась, раскрыв рот. Меня с головой накрыла жуть, куда большая, чем в лабиринтах солончаковых пещер, где мы с ребятами обнаружили однажды застывшего, будто жук в янтаре, мальчика в яркой одежде, с плоским серебристым экраном в руках. Он весь был покрыт искристыми кристаллами соли.
Рассматривая отпечатки на скалах, я испытывала одно желание – бежать отсюда. Но все же стояла, переводя взгляд от задравшего руки мужчины к бесполому контуру с большим животом, от сжавшейся в испуге пары на фигурку ребенка. Казалось, в ярости духи впечатали в скалы души погибших, испепелив перед этим тела. Я зашептала себе под нос молитву духам о повиновении, прося их уберечь меня. Возвращаться было некуда. Передернув плечами, я упрямо направилась к озеру, прислушиваясь и с опаской присматриваясь к белеющим скалам.
Солнце почти скрылось за горами. Внезапно дорогу преградила непролазная стена, а река ушла вниз, срываясь с огромной высоты по скалистому желобу. Мне ничего не оставалось, как войти в темное жерло тоннеля, надеясь, что он идет вдоль реки. Утешало то, что в полусотне метров светился выход. Сжав кинжал в руке, я осторожно зашагала по камням. Однако скоро каменный коридор свернул вправо. Свет, который я приняла за лучи солнца на выходе из туннеля, оказался отражением чего-то другого, мерцающего вдалеке. От длинного прохода, удивительно ровного и широкого, будто его специально высекали в горе, уходили в темноту разветвления.