Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От всей абсурдности ситуации у меня во рту пересыхает. А сердце начинает барабанить на вылет, как сумасшедшее. Осторожно скидываю с себя горячие ладони Воронцова. Сажусь на постели и стаскиваю с себя одеяло.
Под ним я в одном лишь нижнем белье! Значит... это Глеб Викторович меня раздевал. Сама бы я точно не смогла, мне слишком плохо было...
Голой влажной кожи касается прохладный воздух, и она моментально покрывается мурашками. И, несмотря на то, что Воронцов всё ещё спит и не видит меня, возникает непреодолимое желание прикрыться.
Обхватив себя руками, сажусь на колени и смотрю на безмятежное лицо босса. Сейчас оно абсолютно расслабленно. И я ловлю себя на том, что это очень непривычно – видеть босса таким. Спокойным и безмятежным.
Он как будто стал на несколько лет моложе. Исчезла морщинка между бровей, которую я неизменно наблюдала на его лице, потому что Воронцов постоянно хмурится. А сейчас лоб ровный, как будто её и не было никогда.
Пальцы покалывает от желания дотронуться, но я не решаюсь. Нервно переминаясь на постели, спускаюсь взглядом ниже на голую грудь, покрытую порослью тёмных жёстких волосков.
На животе идеальные кубики пресса. Я вспоминаю, как видела уже их однажды, когда Воронцов при мне переодевал рубашку, на которую я случайно вылила кофе.
Но тогда я стояла гораздо дальше. И не могла себе позволить смотреть. А сейчас мужчина спит. Нас разделяет буквально несколько миллиметров. Мои колени почти касаются его бедра.
От этого моё сердце ускоряется, на очередном ударе болезненно дёргаясь и делая в грудной клетке кульбит.
Я знаю, что мне не следует так его рассматривать. Мало того, что это в принципе некрасиво, так Воронцов ещё в добавок мой босс!
Я должна встать с постели, одеться и выйти из комнаты. Но по какой-то причине всё равно остаюсь на месте. Взгляд машинально скользит ниже по мужскому животу. На нём тоже есть темная полоска волос, уходящая под резинку боксеров.
Я не знаю, в какую секунду мой мозг теряет связь с телом, но в следующее мгновение я поднимаю руку и касаюсь этой дорожки волос. Чуть ниже пупка провожу одними лишь кончиками пальцев, чувствуя, как моё сердце разгоняется до скорости несущегося сапсана, неистово барабаня по рёбрам. Стуча так невероятно громко, что перекрывает все остальные звуки.
Я даже дышать начинаю неровно. Грудь вздымается и соски трутся об жёсткое кружево, становясь сверхчувствительными. В низу живота становится некомфортно, и я снова ёрзаю на коленях.
Пальцы, порхающие по мужскому животу, начинают дрожать всё сильнее, когда я спускаюсь ниже. А в следующий момент из моих лёгких вырывается громкий вздох, потому что моё запястье вдруг оказывается в жёстком захвате.
Резко задираю голову вверх и меня словно окатывает ледяной лавиной, когда я упираюсь в чёрный мужской взгляд с вопросительно вздёрнутыми бровями.
– Что ты делаешь, Александрова? – голос Воронцова хриплый и низкий после сна. И мне кажется, что от его тембра по моему телу проходит вибрация, бьющая в и без того натянутые до предела нервы внизу живота.
– Я..., – сглатываю, не узнавая собственный голос, звучащий также хрипло. – Я хотела вас разбудить...
Боже, что я несу вообще!
Прикусив губу, взволнованно смотрю на Воронцова. Его взгляд кружит по моему лицу и медленно стекает ниже. И только сейчас я вспоминаю, наконец, что сижу рядом с ним на коленях в одном нижнем белье.
Резко подскакиваю с постели, хватаю одеяло и, замотавшись в него, как в кокон, пячусь от мужчины спиной назад до тех пор, пока не врезаюсь копчиком в ручку шкафа.
– Что вы вообще здесь делаете? – мои щёки вспыхивают, когда я смотрю на Воронцова, который медленно встаёт с постели вслед за мной. – Я же просила вас вчера уехать!
– А я вчера тебе сказал, что останусь, – потирает ладонями глаза и щёки с едва виднеющейся щетиной.
– Вы не должны были этого делать без моего согласия, Глеб Викторович, – выдавливаю, старательно отводя взгляд.
Моё сердце всё ещё барабанит, а по телу ледяными волнами гуляет волнение. Боже, не знаю понял ли Воронцов, что я его трогала, но я чувствую себя ужасно! Как воровка, пойманная на месте преступления.
Сердце всё ещё истерически барабанит и никак не хочет успокоиться. От этого голова начинает сильнее кружиться. А ещё от того, что я слишком резко вскочила с кровати.
С ума можно сойти от того, что с женским организмом делает беременность. Раньше я никогда не жаловалась на здоровье. Никогда! А сейчас чувствую себя как столетняя старуха с постоянно скачущим давлением и низким гемоглобином.
Но больше всего меня изнуряет тошнота, которая по утрам ощущается особенно сильно. Вот и сейчас я чувствую, что она уже начала медленно подкатывать к горлу.
– Интересно, как я должен был это согласие получить, если ты была в отключке Инна? – по голосу шефа чувствую, что он начинает раздражаться.
– Я вам дала свой ответ – сказала, что против...
– Ага, да! Сказала, – рявкает. – А потом тут же отключилась. Александрова, ты серьёзно думала, что я оставлю тебя в таком состоянии одну?! Лежать в кровати в отключке?! Ты в обморок вчера грохнулась прямо в магазине! Я тебя на пятый этаж на руках тащил! А если бы тебе ночью опять хреново стало?! У тебя в животе мой ребёнок, Инна! Когда ты уже, наконец, поймёшь?!
Краснею ещё сильнее, выслушивая тираду босса. Только на этот раз от злости, а не от стыда. “Мой ребёнок”, “у тебя в животе мой ребёнок”, “ты носишь моего ребёнка”! За последние двое суток я это столько раз слышала, что подобные высказывания меня начинают раздражать.
– Я прекрасно понимаю, что вы заботитесь о ребёнке, Глеб Викторович, – выдавливаю, из-за усилившейся тошноты, начиная дышать чаще. – И даже в какой-то степени понимаю, почему вы остались. Но спать со мной в одной постели... и раздевать меня... вы... вы не должны были... это...
Договорить у меня не получается, потому что
