живу, и знаю прекрасно, что большинство по-настоящему блестящих врачей всегда работают по двойным тарифам. Мой ребёнок должен получить всё самое лучшее уже сейчас. И это не обсуждается.

— Да что вы заладили "мой ребёнок... всё самое лучшее"? Это мой ребёнок в первую очередь! И я...

— Что ты? — хмыкает мужчина, откинувшись на спинку стула. — Не хочешь для него всего самого лучшего?

Я резко замолкаю. Потому что хочу.

— То-то же. Молчи лучше и ешь. Не трать силы на споры со мной.

Бросаю на Воронцова взгляд исподлобья и откусываю сырную лепёшку. Спорить с ним в принципе трудно, а уж когда я понимаю, что в чём-то он прав... Ведь я действительно хочу для малыша только самого лучшего. И уж тем более не хочу рисковать его жизнью.

Глава 46

Глава 46

— А на УЗИ вы меня зачем записали? — прожевав лепёшку, запиваю её глотком тёплого сладкого чая.

Слава богу, тошнота отпустила, и после прохладного душа ко мне вернулись силы.

Поправив на груди края халата, поднимаю голову на Воронцова. Мужчина сидит, облокотившись спиной на спинку стула и, скрестив руки на груди.

Его рубашка закатана на три четверти и, судорожно выдохнув, я бросаю взгляд на его предплечья и на большие широкие ладони. Пятнадцать минут назад эти ладони сжимали волосы на моём затылке, пока я извергала содержимое желудка в унитаз...

До сих пор не могу поверить, что Воронцов пошёл за мной. Не каждый мужчина сделает это для своей женщины. Не каждый муж станет держать беременной жене волосы, пока её тошнит. А он стал. Хотя я ему и не жена. Да вообще, по сути, никто. Так, просто женщина, вынашивающая его ребёнка. То есть нашего. Нашего общего ребёнка. Моего и моего босса...

Боже, когда я думаю о том, что меня рвало прямо на глазах у своего начальника, у меня щёки вспыхивают. А то, что Воронцов видел меня в мокром нижнем белье, это уже вообще ни в какие ворота не лезет. Ни один мужчина, кроме бывшего мужа, не смотрел на меня в таком виде. И никогда в жизни мне не пришло бы в голову, что подобное вообще может произойти между мной и Глебом Викторовичем.

— Глупый вопрос, Александрова. Зачем записывают на УЗИ? Уж ты, как беременная женщина должна знать, — вскидывает тёмные брови, буравя меня хмурым взглядом.

Терпеть его не могу. Не босса, а этот взгляд. Воронцов всегда так смотрит. Это его отличительная черта. Визитная карточка, если можно так выразиться.

Я помню, как на моём собеседовании этот взгляд чуть не стоил мне карьеры в АртПитерГрупп.

Я проходила собеседование у ген. директора фирмы Борцова Алексея Игоревича, и всё шло хорошо. До той поры, пока в кабинет не вошёл Воронцов. Не знаю, что со мной в тот момент произошло, но, когда его тёмные глаза сфокусировались на моём лице, мне по рёбрам словно в ту же секунду шарахнул разряд тока в двести двадцать вольт.

Грудь сжало и дышать стало трудно. А речь, которую я произносила перед Борцовым, вдруг застряла где-то в горле и слова просто отказывались дальше произноситься. Как будто я вдруг резко потеряла голос. Как будто те кошмары, от которых я только что сбежала, в один миг настигли меня во взгляде незнакомого мужчины. Таком тяжёлом, пренебрежительном и властном.

Я и сейчас до сих пор чувствую внутреннюю дрожь, когда Воронцов так на меня смотрит. Хотя и стараюсь с этим бороться...

— Я прекрасно знаю, Глеб Викторович. Но на моём сроке УЗИ не делают. Первый скрининг проводят между одиннадцатой и тринадцатой неделями. Мне ещё рано. И Тамара Васильевна сказала, что выдаст мне направление. Самой записываться не придётся.

— Узи делают на любом сроке, Александрова. Были бы бабки. Меня ни черта не устраивает твоё состояние. Ты уже дважды грохнулась в обморок. И это только при мне.

— Это и было всего дважды...

— Тебя постоянно тошнит, — продолжает, игнорируя мою ремарку. — Я вообще не понимаю, как ты в таком состоянии умудрялась на работу таскаться.

— Но мои анализы в норме, — давлю себе под нос. — Я... я же их регулярно сдаю. Гемоглобин снижен и давление, но Тамара Васильевна сказала, что такое бывает у беременных и довольно часто...

Ощущаю, как чувство стыда разгорается во мне с каждым словом, разрастаясь из центра груди.

Чувствую себя, как какая-то школьница-двоечница, которую отчитывают за безалаберность и малодушие. Такое ощущение, что Воронцов считает, я безответственная мать. Словно в моём самочувствие виновата я сама.

А, может, это мои личные тараканы наружу лезут. Порой я действительно виню во всём себя. И, не скрою, меня моё состояние тоже заставляет нервничать. То и дело в голову лезут страшные навязчивые мысли: а вдруг что-то не так с ребёнком? Вдруг меня так часто тошнит, потому что ему там плохо?

Ведь есть же женщины, которые нормально переносят беременность. Я сама лично сталкивалась с такими. Например, Настя, бывшая помощница Воронцова. Меня поставили на её место, когда она ушла в декрет.

Так вот она всю беременность отходила совершенно спокойно. Всегда была бодрой и энергичной. Её не тошнило и в обмороки она не падала. Пожалуй, только такая и способна выдержать работу бок о бок с Воронцовым. Мне это не под силу даже не будь я беременной...

— Достаточно того, что я не считаю это нормальным, Инна. Не забывай о том, что я отец твоего ребёнка, и у меня есть право иметь полную картину о его здоровье, — босс встаёт со стула и подходит ко мне вплотную. Опускает взгляд вниз на мой живот, скрытый под тонким шёлком халата, и я моментально вспоминаю о том, что под ним на мне нет ничего, кроме трусов.

Лицо заливает краской и возникает моментальное желание прикрыться. Хотя я и понимаю, что оно ничем не обосновано. У Воронцова же нет рентгеновского зрения. И всё равно. У него такой взгляд, что мне кажется, он насквозь меня видит. Всегда.

Подняв голову, смотрю на мужчину, возвышающегося передо мной во всю величину своего роста, и чувствую, как моё сердце начинает остервенело трепыхаться за рёбрами. И сама! Сама себя за это