– Мои извинения, сестра, – пробормотал он.

– Вижу, ты все же решил надеть свои черные одежды, – сухо откликнулась она, выгнув бровь и глядя на его кожаные одеяния. Он не только остался в форме, но и накинул на плечи плащ, сделанный из оброненных Бенундой перьев. Он сам сшил его когда-то, смазал маслом и бережно хранил все это время. Око впервые за долгие годы надел плащ, и ему было приятно вновь почувствовать его тяжесть на плечах.

«А я вижу – ты решила исклевать меня, как голодная чайка», – подумал он, но промолчал. Он мог сказать это Исе даже утром, но сейчас понял, что она была готова напуститься на него за малейшее отступление от правил, лишь бы отвлечься от того, что ждало их впереди. Осуждая ее, он был таким бездушным! В конце концов, они оба скорбели.

– Что ты знаешь об Одохаа? – спросил он вместо этого.

Она заколебалась, без сомнения, будучи уверенной в том, что он начнет спорить, но на вопрос ответила:

– Они сделали многое для детей.

Это удивило его:

– Когда я уезжал, они по большей части были вне закона. Были заняты церемониями воскрешения Бога-Ворона.

– Они все еще скрываются, но никто из них не настолько глуп, чтобы стоять на улице, призывая Бога-Ворона возродиться, и, конечно, никто не ведет никаких разговоров о захвате власти Наблюдателей или Жреца Солнца. Никто не хочет еще одной Ночи Ножей, так что в основном они обратили общественное внимание на благотворительность. Пропитание детям, забота о вдовах. Что-то в этом роде.

– Подготовка ополченцев.

Она поджала губы:

– Я об этом ничего не слышала.

– Я сегодня разговаривал с культистом – человеком, которого я знаю. Они просили меня подготовить их к войне.

Она нахмурилась, размышляя.

– Вооруженное востание? – спросила она.

– Даже имея сотню или две сотни людей, они не смогут бросить вызов башне, до тех пор пока те пользуются поддержкой других кланов. – Он, задумавшись, впился пальцами в обсидиановую застежку плаща. – Сколько Черных Ворон следуют Одохаа?

– Примерно две тысячи, но это если считать и детей со стариками, которые не могут держать оружие.

Он обдумал эту мысль. Хватило бы и пятиста, но… Нет. Война – это не решение.

– Это не имеет значения. Понадобились бы годы, чтоб научить их драться с Ножами, и в итоге получится еще одна бойня. И зачем? Чтобы сместить жрецов и заменить их Одохаа?

– Меня беспокоит, что они пришли к тебе, – сказала Иса. – Я удивлена, что они решились действовать. Мама была к ним слишком снисходительна.

– О чем ты говоришь?

– С тех пор как ты уехал, их стало больше, и ни для кого не секрет, что она им потакала, разрешала делать все, что хочется, даже если это угрожало остальным.

– И ты хочешь это изменить? – осторожно спросил он, стараясь не выдать своих чувств по этому поводу.

– После Солнцестояния, когда все успокоится и я буду официально назначена матроной клана, я попрошу тебя использовать Щит, чтоб вернуть их в границы дозволенного. Возможно, их численность при этом уменьшится. Они стали слишком смелыми, ты сам это сказал. Нам лучше прекратить эту чушь до того, как они сделают что-то, что приведет к тому, что все головы Одо снова окажутся на плахе.

От страха по его спине пробежал холодок. Разумеется, этого не должно было повториться. На этот раз другие кланы, Созданные Небесами, встанут на защиту Черных Ворон. На этот раз Наблюдатели не будут потворствовать убийству стольких невинных людей, чтобы уничтожить нескольких фанатиков.

Но использовать Щит для обуздания собственного народа, как это предлагала Иса? Этого он тоже не одобрял, ведь это походило на предательство, от которого Черные Вороны могли просто не оправиться.

Они добрались до моста, ведущего к Солнечной Скале. Еще у его начала он уловил тусклый блеск золотого и синего, мягкий глянец зелени, пробивающейся через летящий снег. Остальные кланы уже были на своих местах, что означало, что в центре круга, за пределами видимости, находился Жрец Солнца. Она должна была сейчас стоять там в маске из чеканного золота, со своими тцийо – убийцами, окружившими ее.

– Ты не разрисовал лицо?

Лицо самой Исы было покрыто пеплом, а по щекам проходили широкие красные полосы, напоминавшие дорожки слез.

– У меня не было времени.

– Занят размышлениями. – Ее губы изогнулись в нежной улыбке.

– Я… – Он пожал плечами.

Она вздохнула:

– Иди сюда, брат.

Он подошел ближе, и она провела пальцем по красной полосе на своей щеке, смачивая палец в краске.

– Закрой глаза.

Он подчинился, и она нарисовала три линии, прочертив пальцем по векам, ото лба к щекам – две слева и одну справа.

Открыв глаза, он увидел, что она одобрительно его изучает.

– Лучше? – спросил он.

– Лучше. – Она расправила плечи, а улыбка ее стала мрачной. – А теперь пойдем покажем им, что значит быть Вороном.

Город Това

325 год Солнца

(за 13 дней до Конвергенции)

Казалось, воздух вокруг Наранпы вскипел, хотя снег уже долгое время шел непрерывно. То, что началось утром как легкие порывы, теперь превратилось в непрерывный снегопад. Мир окрасился в белый, как будто само небо оплакивало матрону Воронов. Шум столпившихся на Солнечной Скале людей перешел в нетерпеливый гул – они никак не могли дождаться появления Черных Ворон.

Разумеется, те опоздали. Но у них была эта привилегия и, наоборот, было бы неприлично, если бы другой клан пришел после них, так что они пришли поздно, чтобы избежать такого общественного нарушения.

Наранпа не возражала. У нее было столько забот, что похороны превращались в приятное развлечение, выполнение служебных обязанностей, которые ей нравились. Она была в своем желтом облачении, дневном плаще и солнечной маске. Надеть эту маску было подобно легкому дуновению летнего ветерка даже в самый разгар снежной бури. Она чувствовала, что ее сила близка: словно все чудеса вселенной и колесо неба находились под кончиками пальцев. Сейчас она почти верила в старые обычаи и в старых богов. Если бы кто спросил ее сейчас, она могла бы предсказать будущее по расположению звезд так же легко, как дышала.

Она хотела бы, чтоб сила позволила ей предсказать ее будущее или будущее других священников, но это было запрещено, и это было единственное правило, которое она не хотела нарушать. Не потому, что она так сильно уважала правила – хотя она их уважала, – а потому, что не желала знать.