– Все одно, не вылечит меня твой Соколин… весь я вышел. Ну и черт со мной, не жал… – Приступ кашля оборвал его на полуслове. От спазмов тело его заходило ходуном, казалось, приступ никогда не кончится, он все кашлял, кашлял и сплевывал темную мокроту в полотенце.

Зойка хотела сбегать за кипятком, но Дмитрий жестом остановил ее, и она, присев на краешек кровати, продолжала с болью смотреть на него. То ли от накопившейся усталости, то ли от невозможности его переубедить из глаз ее закапали слезы – хотя она очень давно не плакала, отвыкла.

– Ну, поплачь, если плачется, – тяжело дыша, продолжал он, – все равно больше некому. Эх, хотел я до войны жениться… жаль, ты мне тогда не встретилась. Мне б такую жену, как ты, – добрую, заботливую. Да, видать, не судьба…

– Давай я все-таки чайку тебе принесу, – спохватилась Зойка.

– Нет, не уходи, погоди, я еще тебе не все сказал… ох и устал я что-то разговоры разговаривать… – Дмитрий откинулся на подушку и ненадолго прикрыл глаза. – Там в тумбочке мой планшет с документами лежит и портсигар. Посмотри, Зоя. Есть?

– Я посмотрю, Димочка. Только, может, потом…

– Сейчас, говорю, смотри! – властно крикнул он и закашлялся.

Зойка открыла тумбочку и заглянула в планшет. Там действительно был портсигар – красивый, трофейный, Зойка ни у кого таких больше не видела, обтянутый зеленой кожей с замочком.

– Хорошо, Дим. Ты только не кричи, тебе это вредно.

– Там под кожаной обшивкой бумажка есть, – заговорил он отрывисто, лицо его напряглось, громкие хрипы с шумом вырывались из легких. – Это, Зоя… от востоковеда того самого бумажка. Еще раньше к нам донос на него пришел от директора музея, мол, он несознательно укрывает, что у него большие ценности, не желает дать их на выставку. Ну, я востоковеда тогда поприжал хорошенько. Он мне схемку черканул… я молчком, никому ни слова… а потом меня в командировку… так что не вышло, не вышло… А ты эту схемку береги, она важная… в ней все, если не будешь дурой… и сделаешь, как я скажу, потом всю жизнь бедности не узнаешь… еще спасибо мне… помянешь меня… – начавшийся приступ кашля не дал ему договорить.

В ту же минуту в палату заглянул красный, запыхавшийся от бега Остапчук:

– Зоя Батьковна, поспешай давай, там генерала привезли с осколочным.

Зоя побежала в операционную. Следом за генералом привезли двух молоденьких саперов, очень тяжелых. Один из них умер на столе, еще до операции. В промежутке Зойка заглянула к Диме, но он спал. Спал спокойно, тихо, даже в легких не хрипело. И она ушла успокоенная и счастливая. На следующий день он снова попытался заговорить с ней о загадочной бумаге, спрятанной в портсигаре, но что-то все время им мешало – то Зою звала кастелянша, то Соколин, пока наконец в палату к Дмитрию на пустующую койку не поместили третьего раненого, а при нем Ефимов говорить не стал…

– Стихло, – вслушиваясь в тишину, наконец, произнес Викентий Иванович, поднялся со ступеней и выбросил окурок.

На улице стало зябко, Зойка тоже собралась уходить: «В самом деле надо немного поспать. Только на Диму одним глазком посмотрю». Она поднялась на второй этаж, тихо прошла мимо спящей в коридоре Черепановой – у той было ночное дежурство, и заглянула в палату. Там все было тихо. Не считая храпа, доносившегося с койки майора. Это надо ж так храпеть, чисто рулады выводит и на вдох, и на выдох. Не закрывая дверь – в палате свет не горел – Зойка сделала несколько шагов и склонилась над Дмитрием пощупать его лоб. Но едва коснувшись его, она тотчас отдернула руку – лоб был холодным, как лед…

В торговом зале магазина «Чай» на Мясницкой, как и в прежние времена, было людно. В кассу стояла очередь. Не то чтобы очень большая, но человек пять-шесть было. Валерий Петрович нетерпеливо потоптался у прилавка. Конечно, чайку, настоящего индийского дарджиллинга, отведать хотелось, особенно по такой неожиданно бюджетной цене, и майор занял очередь. Валерий Петрович был настоящим чаеманом, к чаепитию относился как к священнодейству, безошибочно умел определять разные сорта чая и купажи, а предложение заварить пакетированный воспринимал почти как личное оскорбление. Особенно после своего прошлогоднего путешествия по Индии. Но когда до заветного окошка оставался один человек, в кармане зазвонил мобильный. Бросив взгляд на дисплей, Торопко скривился – это был начальник.

– Торопко слушает.

– Валерий Петрович, приветствую. Как сам? Ну и хорошо. Слушай, тут мне одно дельце принесли… с подвывертом, как раз по твоей части.

– Сан Саныч, так я же еще два дня в отпуске, – неуверенно возразил майор, сразу вспомнив про клятвенное обещание навестить родителей.

– Понимаю… а кому легко? Так вот, майор, дело это – аккурат по твоему профилю, все как ты любишь, дачный сектор, пропавшие сокровища… – в трубке затрещало: – Ты меня слушаешь?

– Мужчина, ну вы пробиваете или как? – донеслось из окошка кассирши, которую поддержала нетерпеливая толстая тетка, стоящая сзади.

Пришлось майору бросить очередь и выйти на улицу.

– Ты когда заступаешь? В четверг? Ну вот и добро, – продолжал начальник, – ты пойми, Валерий Петрович, я дело это не хочу дать абы кому. Мне на днях один важный человек звонил из прокуратуры, просил поспособствовать, я сразу о тебе и подумал. Старый конь борозды… сам знаешь…

– Так точно, – уныло отозвался Торопко.

– А то ведь молодежь наша тут уже порядком обосралась, но это при встрече.

– Понял.

– Вот и ладушки, тогда в четверг жду.

…Так дело об убийстве пенсионера Кошелева со всеми «вновь открывшимися обстоятельствами» попало в руки майора Торопко.

«А что делать, когда начальство просит. Не это, так другое… может, и не одно, а сразу несколько. После отпуска все равно загрузят по полной», – подумал Валерий Петрович, вернувшись в магазин, и снова пристроился в очередь.

Однако в четверг, при просмотре толстой папки с материалами дела, майора посетили уже совсем другие мысли. Дельце оказалось противным, это вам не поножовщина по пьянке. Не случайно и Сан Саныч, старый лис, так напрягся. Утром после планерки, оставшись с майором наедине, полковник без предисловий сказал, что в областной прокуратуре это дело на особом контроле. И не только потому, что «хорошие люди» звонили по всем кабинетам с настоятельной просьбой помочь. На особый контроль дело попало, когда в прокуратуре узнали, каким образом капитан Гумилев, который сначала вел убийство Кошелева, получил признательные показания главного подозреваемого:

– Тут и должности можно лишиться, сам понимаешь. Хорошо, что я сам тогда в отпуске был. Гумилев, разумеется, отстранен… внутреннее расследование идет. Ну да сейчас не о нем… Ты, Валерий Петрович, давай, постарайся, тебе не впервой эти антикварные загадки распутывать. Не подведи…