– Так вы сделали это, полковник? Вы заставили ее уйти?

– Да. Но я опоздал. Она не ушла, но не вернула забранные души. И мое вмешательство не спасло Россию от грядущих потрясений. Мне всю жизнь суждено опаздывать, Руслан. Я опоздал тогда – потому что не спешил вернуться в Россию. И опоздал сейчас – мне нужно было открыть тебе глаза на то, чем является твоя сестра, еще когда вы появились на пороге моего дома. Но разве ты поверил бы? Нет. И мне пришлось ждать. До тех пор, пока не стало совсем поздно. Мы не знаем, скольких еще она погубила, помимо пассажиров самолета. Быть может, она уже собрала свою дань и снова готова заснуть. И тогда…

– Послушайте, полковник, – дремоты как не бывало. – Я намерен изгнать эту тварь и вернуть Элю. Я сделаю это.

– Руслан. Это невозможно. Твоя сестра… Она может только получить покой. Как и все остальные.

– Мне. Не нужна. Покойная. Сестра, – произнес Обухов, словно откусывая каждое слово. – Я обещал Эле заботиться о ней. И я сдержу свое обещание. Я верну ее. И всех остальных, если получится. Говорите, что надо делать. Где она сейчас?

– В другом мире. Но ты можешь туда попасть. У тебя мало шансов, Руслан. У меня и то было больше. Потому что у меня было истинное зеркало, дверь прямо к ней. Но оно утрачено. Я потерял его и искал, многие годы я искал его. Обещай, что продолжишь мои поиски.

– Обещаю. Но откуда вы знаете, что зеркало уцелело? Оно могло разбиться, в конце концов… И как я его…

– Поверь мне, дорогой, это зеркало невозможно разбить. И ты поймешь, что именно перед тобой, когда увидишь. Только не прекращай поисков.

– Ладно, – согласился Руслан. – Но как я тогда попаду… туда… если двери нет?

– Пойдем окольным путем, – криво ухмыльнулся полковник. – Одно-то зеркало у нас есть. В какое зеркало ведьма заглянула – то всегда будет к ней вести. Только не дверь это, а вроде как вход в лабиринт. Тебе надо в этом лабиринте разобраться.

– Что ж, разберемся в лабиринте, – обреченно согласился Руслан и вдруг спохватился: – Постой, а как же, вот это…

– Что?

– Да оружие же!

– Совсем у меня это из головы вон, – развел руками полковник. – Ты посмотри, вдруг у тебя в кармане завалялось…

Руслану вдруг показалось, что Семенец посмеивается над ним. В такое-то время? Быть не может.

Он сунул руку в нагрудный карман. В кармане лежала зажигалка. В кармане джинсов лежал носовой платок. Эля обожала покупать носовые платки, гладить, брызгать туалетной водой и раскладывать брату по карманам. Внезапно он понял, что это была не Эля. Или… Она? Что-то, что осталось от его сестры, вынуждало ее поступать именно так?

Он стиснул платок и сунул руку в другой карман. Он помнил, что лежало там. Ключ. Тяжелый ключ с резной бородкой, когда-то открывавший дверь в дом в маленьком городе, в дом на берегу большой реки, в дом, где когда-то давно жил маленький мальчик с матерью и бабушкой… Дом был старый, с резными ставнями, с флюгером на трубе, с густо заросшей черемухой палисадником. По ночам дом оживал – ворочался, вздыхал, беспокойно скрипел досками и ежился, словно от страха и тоски. Рядом с домом пролегали трамвайные пути, и бывало так, что первый трамвай разрушал сон мальчика, наполняя комнату звенящим, таинственным свечением. Он просыпался, и всегда просыпался в страхе. По тускло освещенной комнате метались тени, спросонок глаза находили в них очертания фигур – порой человеческих, порой звериных, а иной раз и так и сяк. Странные существа являлись тогда воображению мальчика – люди-рыбы, люди-птицы, гадкие оборотни и прекрасные крылатые существа, чудовища и рыцари с мечами…

То, что он достал из кармана, не было мечом. Вероятно, Руслан просто плохо себе представлял мечи – видел-то только в кино и только в детстве.

Но это уже не был ключ.

Скорее, нож, только странный, трехгранный, без режущей кромки.

– Это… Это… Стилет?

– Мизерикорд, – подсказал Семенец.

– Что?

– Ты ж в университете учился. Прогуливал историю?

– Слушайте, полковник, – завелся Руслан. – Вот сейчас как-то не время обсуждать мою успеваемость. Растолкуйте мне, что это за фигня…

– Э-э, поделикатней высказывайся о своем оружии…

– …и как ею пользоваться.

– Мизерикорд. Кинжал милосердия. Итальянская штучка.

– Явно сказалось ваше влияние.

– Не без этого. Предназначен он, если тебе интересно, для добивания поверженного противника. Особенно в том случае, когда противник в доспехах. Видишь ли, он такой узкий, что вполне может проникнуть под чешую кольчуги… Ну, или в глазницу шлема, в крайнем случае.

– Я понял, – перебил полковника Руслан.

– И вот что еще у меня есть для тебя.

Полковник вышел в кухню, а потом вернулся, держа на руках толстую полосатую кошку. Он держал ее неловко, под живот, но кошка не протестовала, а висела в его руках покорно, и морда у нее была довольная.

– Глашка? – удивился Руслан. – Она-то как здесь оказалась?

Он помнил, что, уходя из дома, положил кошке корм в мисочку, а она вроде бы крутилась у ног. Кажется, помнил.

– Не думаешь же ты, мой дорогой, что это просто кошка?

– А… кто?

– Тебе не стоит про это знать, – заметил полковник.

Руслан не стал спорить. Для одного дня он и так получил довольно информации.

– Что же теперь?

– Теперь Казик отвезет тебя домой. Разберись с делами – если у тебя есть какие-то неоконченные дела. Может быть, что ты оттуда не вернешься. Потом ложись спать. И постарайся выспаться.

– Я думал…

– Сначала выспись, – с нажимом сказал полковник.

* * *

Какие дела нужно закончить человеку перед лицом вероятной смерти, если у него нет ни жены, ни детей, никаких других родственников – во всяком случае, в мире живых; если он не владеет недвижимостью; если последний раз виделся с друзьями полгода назад; если выбирал такую работу, чтобы ее можно было делать дома? Что ему необходимо сделать? Закончить проект? Увы, он закончен, нового нет. Сжечь свой дневник? Но у Руслана не было дневника, было несколько страничек в социальных сетях, и как-то отмечать на них свой уход казалось ему глупым – напыщенный жест. Пристроить домашнее животное? Глаша уже была пристроена, да и не кошка это вовсе, как сказал полковник… А кто тогда?

Чтобы избавиться от ненужных мыслей, Руслан вымыл повсюду полы, помылся сам, сходил в парикмахерскую и постригся. А потом лег спать. Уверен был, что не уснет, но заснул мгновенно, не иначе Семенец задал ему программу своим напряженным тоном.

Ему снилась Эля. Ей было семь лет, на затылке у нее была синяя заколка-бабочка. Когда он потянулся, чтобы погладить сестру по голове, бабочка сорвалась и улетела.