Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зум-Зум скривилась. Она понимала, о чем говорит ей старый учитель, и даже была с ним согласна.
– Да, логарифмы – не твой конек. Допускаю, что ты выберешь стезю, не связанную с вычислениями. Будешь блогером? Как хочешь. На эту тему твою кровь будут пить родители, а не я. Ты только иногда вспоминай, что после выпуска с тебя будут спрашивать бумажку об образовании, подумай, что ты им покажешь.
Зум-Зум апатично кивнула.
– И вот еще что. Мне звонят родители учеников, и не только нашего класса. Наводят о тебе справки, интересуются, жалуются. На этой неделе я был погребен под лавиной жалоб на тебя. Просят мня перевести тебя на домашнее обучение. Ты постаралась за эту неделю и обидела всех, кто рядом проходил.
– Вот как? – улыбнулась Зум-Зум. – А мою точку зрения вы выслушать не хотите? Если я не бегу к вам с жалобами, так значит я со всем этим дерьмом согласна?
– Не кипятись, я тебе рассказываю, как обстоят дела.
– А не надо меня успокаивать. Вы теперь мне скажите, ваше математейшество, с вашим великим многолетним опытом, почему вы не спросили меня о причинах этих ссор? Раз они нажаловались первые, значит они жертвы, а я злодей? Так?
– Как же по-твоему обстоят дела? Кто виноват?
– А знаете, переводите меня на домашнее обучение. Я согласна. Только чур с моими родителями объяснятся будете сами! Идет?
– Ты так сразу сдаешься?
– С таким судейством эту войну не выиграть. – со злостью она схватила сумку.
– Погоди, же! Расскажи, что за войну ты ведешь? – Профессор Исмаил попытался преградить ей путь, но Зум-Зум с грацией рыси увернулась и выскочила из комнаты прочь.
Глава 29
По городу бродил многоуважаемый господин февраль. Пришел он в плохом настроении, как и ожидалось от зимнего месяца. Первые дни долго кружили колючие метели, так как после неожиданной оттепели сразу ударили морозы, весь снежный покров превратился в непробиваемую ледяную корку, словно нарост на болячке, по которой ветер гонял неприкаянные снежные хлопья.
По обоюдному и не совсем добровольному согласию, Зум-Зум все же перевели на домашнее обучение – ей не удалось повлиять на ситуацию, общественный бойкот загнал ее в угол, откуда выхода уже не нашлось. График ее жизни кардинально стремился вниз по всем показателям: мать с отцом вели себя словно чужие люди, друзей не осталось, на школьной успеваемости Зум-Зум поставила жирный крест, единственное занятие – спорт – было заброшено напрочь. Зум-Зум не мог затащить в спортзал даже тот факт, что бесплатное время абонемента истекает. Ее любимые кроссовки валялись в углу прихожей, как потерявшиеся ягнята, чья мать была растерзана волками.
Три раза в день по видеосвязи Зум-Зум занималась с учителями, основные предметы, по которым ей придется сдавать экзамены, она кое-как переносила, а вот дополнительные общеобразовательные курсы доводили ее до болезненного состояния, так после занятия химией изнеможённая Зум-Зум падала на кровать и походила на обреченного дельфина, выброшенного океаном.
– Что ж, на сегодня все. – Сказала учитель истории с экрана монитора. – В следующий раз мы встретимся с тобой через неделю, материал для домашнего изучения я вышлю тебе позже. Там довольно много, не откладывай на последний день, как в прошлый раз. Договорились?
– Хорошо. – буркнула Зум-Зум.
Как только эфир прекратился, она нетерпеливо достала из-под стола припрятанный шоколадный батончик и жадно засунула его в рот, батончик был большой, в рот полностью не помещался, поэтому вскоре меж губ просочились шоколадно-ореховые слюни, которые потекли по подбородку.
– Ты жалкая. Мерзкая свинья! – сказала она себе, утирая лицо воротом футболки.
Не смотря на загруженный учебный план, свободного времени у Зум-Зум стало гораздо больше, и, чем бы она не занималась, ее мысли все время возвращались к Глену. Вернулся ли он в школу? Как прошел его подготовительный балетный курс? Взяли ли его в основной состав? Рассказал ли он Патриции о них? …
– Конечно не рассказал! Что за глупость!? – засмеялась она в потолок. – Расскажи он ей, она бы тотчас примчалась меня убивать! Как выяснилось, я – вселенское зло. Плохая Полина! Ужасная!
Зум-Зум плюхнулась на кровать. Она уже не замечала, насколько часто она давала себе поваляться. Казалось бы, если ты сидишь дома целый день, немудрено проводить столько времени в кровати, однако, пребывая на домашнем обучении, она не была заключенной, и могла бы выходить из дома, гулять и заниматься бегом. Будто магическое заклятие или повышенная гравитация вокруг ее спального места, всякий раз тянули ее к себе, не давая выйти из дому и даже из комнаты.
Нужно ли говорить, что заветные ее 75 килограмм давно превратились в 85, ее ушитые рубашки и брюки больше не сходились на ней, глаза снова стали заплывать, а на шее занял свое почетное место второй подбородок. Заметила ли все это Зум-Зум? Конечно заметила, но ей было настолько плевать, что она стала носить джинсы, не застегивая ширинки. И не только объёмы тела изменились у Зум-Зум, ее стали преследовать необъяснимые страхи, она подскакивала от любого шороха, иногда на нее наваливалась такая усталость, что трудно было вздохнуть. А по ночам приходила дурная, отупляющая бессонница.
Однажды вечером, когда ничего не предвещало беды, у Зум-Зум зазвонил телефон.
– Привет. – тихо сказал Глен.
– Привет. – Зум-Зум подскочила с кровати.
– Можем увидеться? Сегодня? Сейчас?
– Да, что-то случилось? – Зум-Зум не узнавала свой голос, он вдруг стал мягкий, как мед.
– Смешная ты, разве должно что-то случиться, чтобы увидеться?
Сегодня Глен ждал ее не у дверей подъезда, как это обычно бывало, а в стороне, почти у парковочных мест, сюда не попадал фонарный свет, отчего Глен выглядел немного зловеще, если не сказать враждебно. Зум-Зум приближалась к ему медленно, надеялась, что подготовленная ею карательная речь пронзит его холодное сердце, застыдит его, как будут сейчас его бить ее хлесткие упреки, и вот она открыла рот, чтобы начать, как он повернулся к ней…
– Что у тебя с лицом?! – Зум-Зум таращилась с ужасом на его лиловый синяк под левым глазом.
– Не нашли компромисс, – развел он руками.
– С кем? С Конором МакГрегором?
– С родителями. – Глен тяжело выдохнул. – Пройдемся?
Они медленно двинулись к набережной. На первой же обледенелой ступени она чуть не свалилась, он аккуратно подхватил ее, поставил на ноги, своей же рукой сунул ее ладонь себе за локоть и велел держаться крепче. Все эти быстрые телодвижения были так