– Солнце вроде бы жарило с самого утра, – поправил князя воевода без тени улыбки. – Аж снег подтаял.

– Князь сказал – тучи, значит – тучи, – в тон ему ответил Константин и продолжил: – Слухай боевую задачу. До конца весны надо срочно обучить сотню людей гранатометанию. И не просто стрельбе, а именно прицельной. Кроме того, получить у Михал Юрьича сотню гранатометов для их вооружения. Конечная задача – добиться точности стрельбы на больших расстояниях. Танков перед ними не будет, но любой шатер на расстоянии полукилометра они должны пропороть как минимум двумя выстрелами из трех.

– Ну, батька атаман, ну уважил, – прижав обе руки к груди, проникновенно заявил Вячеслав, тут же заграбастав в объятия изобретателя, восхищенно заявил: – Вот это гений – прочь сомнения! Это ж надо – гранатомет состряпать! Ну, голова!

– Да что ты его слушаешь, – недовольно отозвался Минька, хотя было видно, что искренний восторг Вячеслава ему польстил. – Во-первых, сотню не дам – нет их у меня столько готовых.

– Ты же говорил – сделали, – удивился Константин.

– А до ума довели только половину. Есть такая штука, как качество. – Минька назидательно поднял палец кверху. – Я за свою работу отвечаю и стыдиться не хочу. С десяток Мудрила сразу разломал – не понравились. Остальные мною забракованы. И потом переборщил наш князь с названием. Обычные арбалеты, только закладывается в них не стрела, а удлиненная граната облегченного образца с подожженным фитилем.

Вячеслав разочарованно выпустил Миньку и, тяжело вздохнув, уныло заметил:

– Обман, обман, кругом сплошной обман, как сказал ежик, слезая с кактуса. Как дальше жить, отче? – обратился он к отцу Николаю. – Как жить бедному воеводе, ежели даже родной князь с не менее родным Эдисоном надуть норовят: сделают из дерьма конфетку и кричат, что она настоящая и совсем не пахнет.

– Сам ты! – возмутился Минька. – Знаешь, сколько мы с Мудрилой мучились, пока первый не состряпали?! На одну пружину стальную Юрий Викторович…

– Он разве Викторович? – удивился Константин.

– Созвучно просто. А настоящее отчество я выговорить не могу – язык заплетается, – пояснил Минька и продолжил: – Так вот мы с ним целых две недели на эту пружину ухлопали, пока сделали да все полностью подогнали. Зато теперь боевой взвод у него без дополнительного приспособления. Правда, максимальная дальность полета не полкилометра, а где-то метров двести-двести пятьдесят. Чтобы дальше эту килограммовую чушку метнуть – катапульта мощная нужна.

– Прости, дружище, – серьезно обратился к нему воевода. – Забыл, что у тебя с чувством юмора проблемы. Выскочило как-то из головы. Впредь учту. А дело ты, старик, и впрямь провернул титаническое. Теперь я верю, что ты в двадцать три кандидатом наук стал.

– В двадцать два, – поправил отходчивый Минька и в свою очередь съязвил: – Я на солдафонов никогда не обижаюсь, так что шути дальше. Можешь даже столь же плоско и деревянно, как сейчас.

– А когда вы их нам выдадите, Михаил Юрьевич? – вкрадчиво поинтересовался Вячеслав.

– Сегодня поздно уже, – зажеманился Минька. – Завтра давай, с утра.

– Одумайся, княже, – тихо попросил отец Николай. – Это же русские люди. Они ни в чем не повинны.

– Те, что не повинны, как ты говоришь, останутся живы почти все, – заметил Константин. – Точечный удар из арбалетов-гранатометов будет направлен еще до боя в княжеские шатры. А в них – поверь, отче, – будут как раз те люди, которые кое в чем повинны. И если бы не их приказы и повеления, никто на нашу землю бы не пришел.

– Вот и моя мамочка говорила, – тут же влез Вячеслав, – мудрый правитель должен уметь вовремя пролить малую кровь, дабы не пролилась большая[111].

– И приказал я это воеводе нашему не по злобе своей, а из-за того, что не вижу другого, более лучшего выхода, – хмуро продолжил Константин.

– А князь и святой земли Русской Александр Невский? Его тоже… из гранатометов? – еще тише, почти шепотом спросил священник.

– А при чем тут… черт! – не договорив, выругался в сердцах Константин и плюхнулся на лавку, закрыв лицо руками.

– А его прапраправнук святой Дмитрий Донской? – возвысил голос отец Николай. – И ему ведь тоже смерть придет, хоть он еще не рожден.

Одначе те вои, кои в голове дружины стояша и раны несчетна получаша во славу княжую, тако же бысть в обиде на Константина и тако оному князю рекли: «Должон княже землю, угодия прочии и людишек давати нам, ибо коли сего не буде, и княже над землицей онай буде сидети аки скряга над калитой, то некому буде опосля за князя оного воевати». Но Константине-княже мудрым словесам не вняша и дружину свою в гладе и хладе держаша злобна, аки смердав чумазых, и бысть потому распря и замятия изрядна в становище воев ево…

Из Суздальско-Филаретовской летописи 1236 года.

Издание Российской академии наук. СПб., 1817

* * *

И бысть по всей земле Резанскай молитвы жаркия о здравии князя Константина, ибо един князь володел ратарями, смердами и прочими людишками тягловыми и в обиду их не даваша никому и сам защищаша. И прозваша за то князя Константина свово люд простой Божиим заступником…

Из Владимирско-Пименовской летописи 1256 года.

Издание Российской академии наук. СПб., 1760

Трудно судить о том, что побудило князя Константина полностью отказаться от боярской прослойки и попытаться обойтись вовсе без нее, оставив лишь боярские звания и почти целиком лишив их всяческих привилегий. Подлинных бояр того времени у Константина можно по пальцам пересчитать – Батыра, который в скором времени скончался, а также Хвощ да Коловрат, да и то в отношении последних не до конца ясно – владели они землями и крестьянами или имели, как и остальные, лишь боярское звание. Ясно одно: процесс этот был нелегким, достаточно болезненным, и недаром одна из летописей смутно намекает на раздоры, происходящие среди рязанского руководства. Однако самодержавие, к которому стремился этот умный и дальновидный князь, неумолимо диктовало свои суровые требования, и Константин неуклонно их выполнял.

Трудно сказать, каких высот он добился бы в конечном итоге, если бы не ряд объективных трудностей и препятствий, которые ему постоянно подкидывала судьба на жизненном пути. Что же касается прозвищ князя, то их он получил от современников немало, но о безмерной благодарности народа наиболее красноречиво говорит, пожалуй, то, которое неоднократно встречается нам в летописях, – Божий Заступник. Более высокого звания вряд ли кто удостаивался на протяжении всей истории, причем не только в нашей стране, но и в Европе. Практически в каждой стране имелся король, царь или император, прозванный Великим: во Франции Карл I, в Польше – Казимир III, в Германской империи – Фридрих II и т. д. Государей, вводивших в своих странах христианство или просто щедро наделяющих ее землями, крестьянами и прочими богатствами, благодарная церковь после смерти и вовсе объявляла святыми и даже равноапостольными. Таковы Константин I в Византийской империи, Олаф в Норвегии или Владимир на Руси. Звание же Константина Рязанского уникально и аналогов не имеет.