– За что? – не понял Минька, оторопело захлопав ресницами.

– А ни за что, – Константин пожал плечами. – Скорее всего, он просто зло свое срывал. Битву-то он продул начисто.

– И многих он вот так-то умертвил? – печально спросил священник.

– Изрядно. Точно не помню, но с сотню наберется[113].

Отец Николай с печальным вздохом перекрестился, но не замолчал, вопреки ожиданию Константина, противопоставив из своего арсенала последний аргумент:

– Сказано Христом: «Не судите, да не судимы будете»[114]. Тебя, вон, тоже многие до сих пор обвиняют в пролитой крови родных и двоюродных братьев, а ведь это неправда.

– Но я сам это всегда отрицал, а Ярослав – нет. И потом, я его вовсе не сужу. Господь ему судья. Просто это к тому, что нам неведомо, кто стал бы лучшим вариантом для Руси – потомки Ярослава или потомки Константина.

– Рязанского, – тихонечко шепнул Вячеслав Миньке так, чтобы не услышал отец Николай, и подмигнул, приложив к губам палец, призывая товарища сдержать эмоции.

Но священник, по наитию, сам задал этот же вопрос:

– Уж не своего ли сына Святослава жаждешь ты посадить на Руси великим князем?

– Честно? – уточнил Константин.

– Только так, иначе и говорить не надо.

– Не знаю, кто им будет, – сознался Константин. – Да оно и не важно. Пусть время покажет, лишь бы им был и впрямь самый лучший и самый достойный. Тут гораздо важнее другое – его титул. Сам видишь, отче, как князья ныне грызутся за власть. Поэтому лучший уже не должен именоваться великим. Я считаю, что когда Батый придет на Русь – ею должен править царь.

– Но князья никогда не пойдут на это, и ты сам сие прекрасно знаешь. Это же утопия, сын мой.

– Да, если считать, что верховную власть они сами должны ему вручить. А вот если допустить, что его изберет простой народ, а царский венец на него митрополит наденет, то все эти Всеволодовичи и прочие Рюриковичи будут попросту поставлены перед фактом. И останется им только проглотить и утереться.

– Первым же царем станет Святослав, а при нем его мудрый отец или… Да уж не сам ли ты норовишь корону водрузить на свою главу? – моментально посуровел голос у отца Николая.

– И опять я тебе честно и без утайки отвечу, – вздохнул устало Константин. – Вариант неплохой, но нежелательный. Тогда уж точно без большой крови не обойдется. Все Всеволодовичи на уши встанут.

– Всволодовичей мы заметелим на раз, – усмехнулся пренебрежительно Славка. – Под одной только Коломной половина их рода полегла. Константин, сам говоришь, при смерти лежит. В остатке только Юрий с Ярославом, и все.

– Твоими бы устами, Слава… – вздохнул Константин. – Я под Всеволодовичами имею в виду всех, кто свой корень от младшего сына Ярослава Мудрого ведут, которого тоже Всеволодом звали. А это и Мстислав Удатный, и киевские князья, и смоленские, и волынские. Короче, хватит с нас выше крыши.

– А ты от кого свою родословную ведешь? – поинтересовался Минька.

– От среднего сына, от Святослава. Причем от самого младшего из его рода. Так что старшие Святославичи тоже возмутятся. Опять же репутация у меня не блещет. Хоть сто раз невиновным был бы, но от этого пятна мне до самой смерти не отмыться. Словом, надо кого-то другого ставить.

– А кого же тогда ты планируешь? – несколько обескураженно – ожидал другого ответа – переспросил отец Николай.

– Пока точно не знаю, – пожал плечами Константин. – Есть кое-кто на примете, но… Короче, там дальше видно будет. Одно скажу: только если иного выхода не будет, тогда лишь я царскую корону на себя напялю. Но сделаю это, – тут же поспешил он продолжить, видя лицо священника, – с большой неохотой. С очень большой, – специально подчеркнул он еще раз свое нежелание, сразу пояснив: – Тут и с одной Рязанью управиться – хлопот выше крыши, а представьте, если всю Русь целиком под себя взять? Придется, как белка в колесе крутиться – без остановки. И не год-другой, а до самой смерти. А потом еще одно – очень уж я боюсь ошибок настряпать.

– И обольют твое имя грязью потомки. Разложат все царствование твое по полочкам от корки до корки и убедительно докажут, что можно было бы действовать значительно тоньше, умнее и без такого обилия совершенно ненужных жертв, – подхватил отец Николай.

– Да бог с ними, с потомками, – махнул рукой Константин. – Мне в могиле наплевать будет, кто и что там обо мне говорит. А вот с ныне живущими посложнее. Они-то всегда рядом со мной будут, до самой смерти. Я, конечно, в Чечне не был, но что такое друга на возможную смерть посылать, успел узнать хорошо именно будучи в княжеской шкуре… там, под Коломной. Она и впрямь тяжела – шапка Мономаха.

– И все же я не верю, что иного выхода не существует, – тихо, но с явной ноткой непримиримого упрямства в голосе, произнес отец Николай.

– Он есть, но намного хуже предложенного мной, – пояснил Константин. – Причем хуже не только лично для меня или вон для Славки с Минькой – для всех жителей земли Рязанской. Да и то лишь поначалу. Чуть погодя – всего лет через двадцать – и любой другой, более гуманный нынешний вариант боком для всей Руси встанет. Вспомни Священное Писание, отче. Екклесиаст правильно сказал – всему свое время. Время плакать и время смеяться, время быть в печали и время предаваться радости. А ныне время собирать камни. Их, отче, вскоре понадобится очень много. Для Батыя. И нельзя допустить, чтобы хоть кто-то помешал нам в этом.

– Все равно не верю, – в третий раз повторил священник, но со значительно меньшей долей уверенности в голосе. – Должен быть какой-то другой выход. Более гуманный. Без войн, без крови.

– Это только в задачках по алгебре или по физике идеальные решения бывают, – неожиданно пришел на подмогу князю Минька. – А в жизни надо радоваться, даже если его просто удается найти.

– Или человеку просто лень искать, – оставил за собой последнее слово священник. – Жаль, если он найдется, когда уже будет слишком поздно.

– Иногда, отче, бывают моменты, когда чрезмерные размышления и колебания наносят еще больший вред, чем даже не самое лучшее решение, – с упреком посмотрел Константин на своего духовного наставника.

– Как говорила моя мамочка Клавдия Гавриловна, лучше хороший выход сегодня, чем отличный, но завтра, когда он уже и не нужен, – не удержался Вячеслав.