Некоторое время Игорь думает, потом берет со стола ручку и пишет с другой стороны листа: «Дорогу осилит идущий».

Подойдя к нему, я читаю написанное.

— Знаешь, почему я нарисовал эту картину тогда?

— Почему?

— Папа как-то сказал мне: я бы хотел посвятить жизнь странствию. Уехал бы в Грецию и стал каким-нибудь Хадзисом.

— Почему Хадзисом? — удивляюсь я.

— Это греческая фамилия, обозначает «хождение», то есть человека, который много ходит. Я тоже его спросил, и он мне это сказал. А потом добавил: может, когда-нибудь… Как говорится, дорогу осилит идущий. Через полгода они с мамой погибли. Вот тебе и Хадзис.

Кладя листок, он выходит из комнаты.

— Что-то вспомнила? — спросил Кирилл, приглядываясь ко мне. Его вопрос вернул в реальность.

— Может быть, — кивнула я и обратилась к Степану, — кто это нарисовал?

— Игорь дал это мне, Игорь говорит, я отдам это Ангелине. Ангелина хорошая.

Я кивала, думая о своем. Мысли копошились, выхватывая то детали нашего со Степаном разговора, то обрывки из прошлого. Поездка в Грецию всей семьей, рисунок, рассказ Игоря, сказанная им фамилия, папины мечты путешествовать, и опасность, подстерегавшая его в России… Я беспомощно посмотрела на Кирилла, не в силах поверить в приходящие в голову мысли. Он сделал страшные глаза, и это вернуло меня в действительность.

— Вот что, Степан, — сказала я, — я заберу тебя отсюда.

— Ангелина заберет меня.

— Но сначала мне надо разобраться с документами и найти папу.

— Папа ждет меня в Питере.

Замерев на мгновенье, я кивнула.

— Да, Степан. Папа ждет тебя в Питере.

Я сделала Кириллу знак, он позвал Александра.

— Я скоро приеду, — сказала Степану, — и все будет хорошо.

— Ангелина хорошая. Она любит меня.

— Да, Степан. Да. До встречи.

Мы выскользнули из комнаты, я все еще держала в руках рисунок Игоря. Почти сразу вышел Александр.

— Выяснили, что хотели? — поинтересовался у нас.

— Мы можем поговорить с руководящим персоналом? — спросила я.

— Смотря кого вам надо. Есть наблюдающий его врач, есть заведующая отделением, есть та же Марина Евгеньевна. Что вы хотите узнать?

— Насколько можно доверять словам Степана? — влез Кирилл. Александр пожал плечами.

— С этим вопросом лучше к врачу.

Врач, высоченного роста бородатый мужчина с круглым животом, оказался на месте. Я подумала, он в летах, но, присмотревшись, поняла, что ему не больше сорока.

— Меня зовут Юрий Алексеевич. Садитесь, — радостным басом сказал он, указывая нам на стулья, — Саша ввел меня в курс дела. Очень интересно.

— Что интересно? — не поняла я.

— Миланский лежит в этой клинике с детства. Я наблюдаю его двенадцать лет. Вы тоже родственница?

— Сестра.

— И тоже не знали о его существовании?

— Что значит тоже?

— Лет семь назад приезжал молодой человек. Оказалось, сводный брат. Очень хотел взять на себя опекунство, в чем и преуспел за короткий срок. Думаю, пришлось немало заплатить, обычно такие вопросы решают долго. В итоге ни разу не появился. Теперь вы утверждаете, что сестра. С братом-то сходство было на лицо, не поспоришь. С вами сложнее. Ну да ладно. Вы как, тоже на часок и пропадете?

— Игорь, это тот человек, что приезжал сюда семь лет назад, погиб через несколько месяцев после этого.

Юрий Алексеевич откинулся в кресле и вздохнул, сменив ухмылку на серьезное выражение лица.

— Извините. Это многое объясняет.

— Ничего страшного. Брат не рассказывал мне о Степане, и остальные тоже. Я нашла в старых бумагах квитанции об оплате и отправилась сюда.

Доктор немного подумал, свернув губы трубочкой.

— И что хотите?

— Я не знаю, — пожала плечами, — все открывшееся для меня неожиданно.

— Понимаю. Ваш брат тоже поначалу был растерян. Много выспрашивал о психологическом здоровье Степана, пытался понять, как к нему подступиться. Провел тут около недели, пока оформлял бумаги на опекунство. Приезжал каждый день. Степан ему сразу стал доверять. Ваш отец, как я понимаю, рассказывал Степану о вас.

— Да, и я так поняла. Папа умер около двадцати лет назад. Мы ничего не знали о Степане, оплату вносила бабушка.

— Ее я застал. Мы даже как-то поговорили, хорошо так, по-человечески. Она рассказала о Степане.

— Вы можете передать ваш разговор?

— Вы ведь ничего о нем не знаете… Я тоже не назову имен. Она говорила, сын по молодости закрутил роман с девчонкой, та забеременела, но перед родителями побоялись открыться. Девушка уехала к каким-то родственникам в деревню, и умерла в родах, а ребенок выжил. Ее отец, само собой, все узнал, но дело постарался замять, потому что был партийной шишкой, не хотел предавать случившееся огласке. Ребенка оставили в деревне с бабкой. Потом отец ребенка забрал его, тут и оказалось, что у мальчика проблемы в развитии. Было ему тогда три года. Полгода возили по больницам, осматривали, врачи поставили диагноз: аутизм. Тут как раз наша клиника открылась, как ваша бабушка рассказывала, очень удачно, потому что неподалеку от того города, где она живет. Вот и решили… вроде как тут ему лучше будет, уход надлежащий, лечение, надеялись, поправится. Но увы… — Юрий Алексеевич развел руками. — Вы не думайте, что Степан умалишенный. Вовсе нет. Он очень одаренный, прекрасно рисует, много читает. Просто его восприятие отличается от вашего. Конечно, обычному человеку с ним трудно, мы тщательно следим за его состоянием, и я прямо вам скажу: для него это единственный выход. За ним нужен тщательный присмотр, уход, он может удариться в панику, у него бывают истерики, его эмоциональный фон отличается от нашего. Степан должен постоянно находиться под наблюдением специалистов.

Я молча кивала, Кирилл же спросил:

— То, что он рассказывал нам… Насколько можно верить его словам?

— Врать он не будет. Просто не умеет. Но у него нарушены пространственно-временные связи. Он может запомнить то, что ему говорят, может повторить, но никогда не скажет, когда произошел разговор. Соответственно, все, что он запомнил за эти годы, он воспроизводит без привязки ко времени, это всплывает у него в связи с ассоциативным потоком или созвучием слов. С названным именем, например. Или каким-то предметом, который упоминался в разговорах и запомнился.

— Я понял, — Кирилл, откинувшись на стуле, стал думать дальше.

— Скажите, Юрий Алексеевич, я могу оформить опекунство?

— Почему нет? Ваш брат умер, вы как самый близкий ему человек, а соответственно, и Степану тоже, имеете хорошие шансы.