– Нету.

Лайза тихо вздохнула, откинула голову на спинку кресла и принялась смотреть в сторону; говорить на заданную тему ей определенно не хотелось.

«Ладно, сменим. Почти».

– Но гоночные треки ты посещаешь часто. Продолжаешь практиковаться?

– Угу. Просто люблю их… люблю водить.

Да, это он заметил и мысленно хмыкнул: девка, юбка, каблуки, треки – не сходится. Нет, он видел девчонок-гонщиц – не такая уж редкость, – но все они отличались от Лайзы. Обладали мужиковатым нравом и фигурой, а если даже фигуру сохраняли женскую, то уж повадки их менялись точно; шершавыми становились ладони, жесткими – шутки, насмешливым и часто грубым – голос. А эта… Сидит, хлопает синими глазами, говорит загадками и почему-то продолжает терзать его воображение.

«Это все вчерашняя майка. И соски».

Чепуха, соски он видел и раньше, и далеко не все его возбуждали…

Может, все дело – в сочетании то наивных, то хитрых синих глаз и дерзких в меру пухлых губ?

Тьфу ты, он анализирует свой заколебавшийся стрелкой компаса член, как юнец, – подумаешь, воображение повело. Не заниматься же из-за такой мелочи многочасовым самоанализом?

В какой-то момент, бросив взгляд на гостью, Мак заметил, что та уже вернулась в бодрое расположение духа и теперь, снова вставив мизинец в рот, с любопытством наблюдает за его действиями. Теперь к ягодице поджалась правая нога, левая болталась над пыльным полом; обе туфли были на полу сбоку от кресла – одна лежала, другая стояла.

Он принялся изучать замененные кем-то фильтры: заводские убраны, на их место аккуратно поставлены «АирТан2.Х» – кто-то знал, что делал.

– А у тебя есть яхта?

От раздавшегося вопроса Мак едва не поперхнулся. Эта девчонка точно не может вести обычные вежливые беседы о погоде: то задаст вопрос о профессии, то выдумает такой, что и ход ее мыслей не отследишь.

– Нет, яхты у меня нет. С чего бы?

– А тебе бы пошла.

– Что значит «мне бы пошла»?

– Ну, – Лайза улыбнулась, – мне кажется, что ты любишь море. И что ты был бы рад штурвалу и волнам, что наслаждался бы отдыхом на палубе, плаванием и соленым ветром.

Чейзер мимолетно задумался: кто знает? Может быть.

Отрицать не стал, хмыкнул.

– Любопытно. Что еще тебе кажется?

– Ты правда хочешь знать?

– Конечно.

– Ну… – она почему-то обрадовалась вопросу, как если бы ее спросили о заветной мечте, развернулась в кресле боком, уперлась локтями в подлокотник с одной стороны, а через противоположный перекинула босые ноги и принялась болтать ими в воздухе.

«Блин, что она делает?»

Теперь он старался не смотреть в сторону намеренно – низ его тела уже отреагировал на эту привлекательную картину; пришлось срочно занять внимание очередной промасленной трубкой.

– Ну, исходя из того, что я вижу, – размышляя, Лайза забавлялась видом собственных утопающих в солнечном свете пальчиков, – мне кажется, что такому, как ты, внешне пошла бы вся линейка одежды «Вуперт»: кожаные куртки с высоким воротом и совсем без него, косые двойные замки на одежде, классика, широкие штаны с карманами для ножей, ботинки с треугольной шнуровкой… Как ты думаешь?

– Согласен.

Кое-что из упомянутой линейки уже имелось у него в гардеробе.

– М-м-м, что еще? – Собеседница сделала вид, что задумалась. – Любишь готовить завтрак сам? Думаю, любишь. Что-нибудь типа яичницы с беконом, да? Йогурт – навряд ли, мюсли – терпеть не можешь, а вот поджарить пару сосисок до румяного состояния и добавить в отдельное блюдце горчицу – это да, так я думаю.

Верно. Аллертон усмехнулся.

– Ты еще скажи, что мне идет кухонный фартук.

– Всегда шел.

Он ослышался?

– Я говорю, что, скорее всего, ты был бы в нем неотразим.

«Особенно на голое тело», – улыбались хитрые синие глаза.

На эту провокацию Мак не отреагировал.

– Сосиски – это ладно, их любит каждый мужик, а как насчет музыки?

– Музыки? Легко! Ты любишь рок, но не всякий, а только мелодичный и с четким ритмом; иногда можешь послушать и что-то потяжелее, но недолго; поп терпишь, но не любишь. Думаю, чаще всего ты слушаешь музыку в машине, но никогда дома.

– С чего бы? Может, я, как ты, прыгаю по дому в шортах и пою в швабру?

– В швабру? – она залилась смехом. – Я не пою в швабру. У меня и швабры-то нету!

– Лентяйка?

– Сам лентяйка! У меня есть таз и тряпка.

– Старомодно.

– А твои швабры, поди, и подавно простаивают годами в кладовке. Купил и не пользуешься.

Точно, не пользуется. Потому что два раза в неделю убирать особняк приходит черноглазая и пухленькая мисс Далли.

– Ладно, поймала.

Глаза мисс Дайкин горели веселым огоньком – Аллертона, словно аппетитный кусок вырезки в мясном магазине, она рассматривала с удовольствием.

– Судя по твоим бицепсам, ты ходишь в спортзал. И занимаешься ты в нем часто. Хотя рискну предположить, что занимаешься ты не только в нем, но и где-то еще – твоя работа каким-то образом связана с физической нагрузкой.

«Нетрудно заметить».

– Ты не куришь, от тебя не пахнет табаком, но можешь в охотку затянуться пару раз сигарой – и тебе это идет. Вина почти не пьешь – очень придирчив к ним; предпочитаешь крепкие напитки и только тогда, когда уверен, что не за рулем. Каждое утро ты выстраиваешь себе жесткий график и сам же его ненавидишь, так как он не позволяет тебе проявить тщательно скрываемую от всех черту характера – тягу к безумствам.

– К безумствам?

– Угу.

– Это каким таким безумствам?

– Любым. Думаю, ты ненавидишь рутину и всегда подсознательно ищешь того, кто разделил бы с тобой жажду приключений. Но прекрасно, если нужно, держишь себя в рамках, легко прикидываешься скучным.

– Ты не психологом случаем работаешь?

– Нет, дизайнером.

– Одежды?

– Интерьеров.

Любопытно.

– У тебя есть твердые принципы, но характер противоречивый.

– Поясни.

– Ты любишь предсказывать наперед, но ждешь – жаждешь, – чтобы тебя удивили. Умеешь быть первым, но предпочел бы быть вторым, так как это дало бы шанс научиться у первого большему. Ты требователен к себе и остальным, но при этом легко прощаешь, если видишь, что человек оступился ненамеренно…

– Я нелегко прощаю, – прорычал Мак.

– Если веришь человеку, то легко.