– Это не то, чего я хочу.

– Очевидно. – И он повел меня из-под сени деревьев туда, где горел свет.

Я посмотрела в его гордое, уязвленное лицо и сказала:

– Если мы в самом деле хотим быть вместе, то должны порвать с нашими супругами. Тогда это будут честные отношения.

– Мы не можем, – резким голосом ответил он.

– Почему?

Он вроде бы собирался ответить, но потом с решительным вздохом взял меня под локоть и отконвоировал к дому. Всю дорогу мы молчали. Я не стала извиняться за свое желание поступить так, как считала правильным. У чугунной калитки перед домом Бартлеттов мы остановились.

– Это потому, что твоя жена так больна? – спросила я. – Это благородно. Я не смогла бы увести мужчину у жены, которой он необходим. – Я вздохнула. – Быть может, нам просто не суждено быть вместе.

– Суждено, – яростно сказал он. – Я спинным мозгом это чувствую.

– Я тоже, – мягко проговорила я, – чувствую это.

Он открыл калитку.

– Мне так жаль… – сказала я.

– Спокойной ночи, Френсис, – твердо ответил он.

Я не могла войти во двор:

– Что же нам делать?

– Ничего, о чем мы не говорили сегодня вечером.

Я видела, что он замкнулся, и не стала ни о чем его молить. Хотя мое сердце и разрывалось от боли, я просто поднялась по ступеням в дом. Почему он наказывает меня за желание поступить правильно?

Птичка-колибри вонзала иголочку своего клювика в каждую сливово-крапчатую трубочку цветков наперстянки, пила и перелетала к следующему. Орудуя язычком, будто тонким, как паутинка, кнутиком, она собирала капельки нектара, не обращая никакого внимания на меня, расположившуюся в плетеном кресле узенького садика на заднем дворе Элизы. Возможно, колибри была слишком голодна, а может, чувствовала мою к ней благосклонность. Она была невообразимо прекрасна, словно живой драгоценный камень. Когда она оставалась в покое, изумрудные крылышки, похожие на миниатюрные щиты эльфийского воина, обрамляли пухленькое белое ромбовидное тельце, в полете же они превращались в два размытых серебристых пятна, между которыми птичка деловито плыла среди цветов Элизы. Любопытно, думала я, можно ли подманить ее блюдечком подслащенной воды.

Открылась задняя дверь, колибри взмыла вверх и скрылась за садовой оградой. Вошла горничная Кэтрин с серебряным подносом для визитных карточек. Я взяла верхнюю, причудливо окантованную узором из черных перьев. На ней значилось:

«МИССИС ЭДГАР АЛЛАН ПО».

Меня бросило в дрожь. Тут я заметила еще одну такую же оперенную карту:

«МИССИС УИЛЬЯМ КЛЕММ-МЛ.».

– Спасибо, Кэтрин. Они еще тут?

– Дамы сказали, что будут ждать вашего ответа.

– Пожалуйста, проси их.

Я поспешно перевернула только что исписанный листок, лежавший у меня на коленях на переносном столике, а потом, подумав, припрятала его в стопке чистой бумаги. Я работала над стихотворением. Любовным стихотворением, обращенным к мистеру По. О, конечно, я могла посвятить его кому-то другому, например некоему «С», чтобы посторонние ничего не заподозрили, но я уверена, что мой адресат все понял бы. Я собиралась сегодня вечером взять стихотворение с собой, чтобы вручить его мистеру По после его лекции в общественной библиотеке; это была бы наша первая встреча на этой неделе. Как бы это ни было неправильно, я не могла совсем лишиться его общества, что бы ни говорила об этом прежде. У меня развилась болезненная, трепетная зависимость от его внимания. Но теперь помочь мне не потерять его могли лишь слова.

Миссис По, такая бледненькая в отделанной розами весенней шляпке, выскользнула на крыльцо, следом, будто грузная тень, появилась ее мать.

– Вы дома! Эдди сказал, что у вас не найдется для меня времени!

– Конечно же, найдется! – с неискренней радостью заявила я, поднимаясь.

Она положила меня на обе лопатки прежде, чем я успела поздороваться. Каждая из нас поцеловала воздух у шляпки соперницы.

– Он сказал, чтоб я никогда вас не тревожила, ведь вы так заняты.

– Для вас у меня всегда найдется время, – запротестовала я. – Хорошо, что вы заглянули. Здравствуйте, миссис Клемм. – Потянувшись поцеловать матушку миссис По, я уловила стариковский запах ее волос. – Чем я обязана удовольствием вас видеть?

– Только приятностью вашего общества, – воскликнула миссис По.

– Как мило.

Неизменно озабоченное лицо миссис Клемм выглядывало между подпаленными ушками вдовьего капора.

– Простите нас, если мы прервали вашу работу.

– Мы знаем, как необходимо писателю уединение. – Миссис По кашлянула, а потом добавила: – Эдди все время нас выставляет.

– Вы не помешали. Пожалуйста, присаживайтесь. – Я указала на установленные на каменной плите металлические стулья.

– Что вы писали? – поинтересовалась миссис По.

– Ничего особенного. Желаете кофе? Позвольте, я позову Кэтрин. – Я позвонила в стоявший на столике колокольчик. Несмотря на ветер, гулявший по саду, я чувствовала, что потею.

Кэтрин появилась слишком быстро: должно быть, она подслушивала у задней двери. Я попросила подать кофе.

Когда она ушла, миссис По спросила:

– Вы пишете рассказ?

– Стихотворение.

Она заметила мои колебания.

– Для детей?

Я не стала бы лгать, даже если смогла бы.

– Я не обсуждаю незаконченную работу, это может ее испортить.

Миссис По воззрилась на меня. В ирисах, высаженных у каменных плит, зашуршало, и появилась кошечка По. Она гналась за крупным жуком.

– Это кошка, которую вы назвали в честь моего мужа? – спросила миссис По.

Я почувствовала странную робость, словно мой ответ мог чем-то ей повредить.

– Так ее назвали мои дети. Что же, – сказала я, – прекрасный день для прогулки.

Миссис По так пристально смотрела на котенка, что волоски у меня на шее встали дыбом.

– Мы приехали.

– На извозчике, – сказала миссис Клемм. – Очень хороший у него был экипаж, совсем новый. Ждет нас напротив дома.

Сильный, необычайно влажный ветер трепал мою шаль.

– У вас есть время, чтобы выпить кофе?

– Извозчик подождет, – сказала миссис По, – я достаточно ему заплатила. – Она перевела взгляд на меня, ее глаза в темной окантовке блеснули: – Вы сегодня видели Эдди?

– Мистера По? – Я принужденно рассмеялась. – Нет. Не видела.

– Его нет в редакции, – заявила миссис По, – я только что оттуда.