– Автобус-экспресс, остановок не будет! Следующая остановка Удомля! – выкрикнула полная кондукторша и как крейсер «Аврора» двинулась по проходу, собирая деньги за проезд у пассажиров. Тоненькую стюардессу она нисколько не напоминала, но почему-то Муза подумала, что она сейчас будет проводить инструктаж, что делать, если автобус сорвется в кювет или с моста, а он, судя по внешнему виду, вполне мог это сделать. Начнет говорить: «Выдерни шнур, выдави стекло…» И еще раздаст свистки, чтобы распугивать голодных карасей в реке. Толстуха внимательно посмотрела на Музу, отвлекая ее от красочных картин катастрофы.

– Не из здешних? – пытливо уставилась на нее кондукторша.

– Я?

– Ну, не я же! Я тут всю жизнь работаю, и на этом автобусе уж лет восемь, – ответила толстуха.

– Я из Москвы, – подтвердила Муза.

– Оно и видно – столичная штучка… – Кондукторша поджала губы, дала ей билетик и двинулась дальше, а Муза не поняла, был ли это комплимент или оскорбление.

Рядом с Музой села низенькая женщина, которая всё время кашляла. У Музы даже голова заболела от этих пронзительных, высоких звуков.

– Вы извините меня, – сказала женщина, почувствовав недовольство соседки.

– Да ничего, – не знала, что ответить, Муза.

– Я не болею, вас не заражу. То есть болею, но я не заразная, – пояснила женщина. – У меня болезнь легких, они зарастают…

– Да вы можете мне ничего не объяснять! – ответила Муза.

– Да я скажу, в этом нет ничего такого, поделюсь своей бедой, и мне легче станет, легкие у меня зарастают… – надрывно кашлянула женщина.

– Зарастают? Господи, чем? – невольно включилась в разговор Муза, не понимая, что ей в этой жизни надо поменять – имидж, выражение лица или одежду, чтобы к ней не обращались со своими проблемами люди, потому что у нее своих было предостаточно.

– Какой-то соединительной тканью, которая не выполняет функции дыхательной. И это не лечится, – пояснила женщина.

– Ужас. Я вам сочувствую, – сказала Муза совершенно искренне.

– Да ничего страшного. У нас весь город болеет и этой болезнью, и другими, и у нас очень много раковых болезней и всяких опухолей.

– Почему? – спросила Муза.

– Как – почему? У нас в городе атомная электростанция, вся Москва энергию от нас берет, многие люди там и работают. Зарплата не очень большая, но стабильная. Пенсия в сорок лет, льготы… А кому эти льготы в старости нужны, если до нее никто не доживает? – вздохнула женщина и закашляла.

Муза поежилась. За окном тянулся унылый дорожный пейзаж – лес и белый снег, и еще грязный снег ближе к дороге, который словно обрамлял ее. Иногда этот монотонный пейзаж прерывался какой-нибудь бензозаправкой, вокруг которой кучковались ларьки и магазины с товарами в дорогу, словно грибы вокруг пня. Вместо музыки всю дорогу Муза слушала кашель, что тоже навевало определенную тоску. Наконец впереди показались первые признаки приближения населенного пункта. Это были большие и мрачные складские помещения, пешеходные переходы и пятиэтажные и даже трехэтажные дома, похожие на дореволюционные бараки, разрушенные и обшарпанные, еще хуже, чем в областном центре. Кое-где мелькали старые частные деревянные дома, задавленные со всех сторон серыми панельными пятиэтажками.

– Подъехали! – надрывно кашлянула женщина.

– Ой, а остановка одна будет в городе? – спросила Муза.

– А тебе куда надо? – спросила женщина.

Муза сказала адрес, и женщина понимающе кивнула.

– Да, я знаю! Вы выйдете со мной, и я вас проведу. Я знаю… Там дома, где квартиры от нашей аэски давали.

– То есть работникам АЭС? – уточнила Муза.

– Да. А вы что, не знаете, к кому едете?

– Знаю только имя. Я вас не напрягу?

– Нет, конечно! Тут все рядом. Выходим! – схватила свои сумки женщина и рванула к выходу.

Муза тоже поднялась и выбежала из автобуса в уже закрывающиеся ржавые двери-гармошки, которые как будто вздохнули, словно сожалея о том, что в силу своей дряхлости и неполного смыкания створок не могли отрезать от выскакивающего человека его заднюю, филейную часть, чтобы испортить ему в жизни что-нибудь, раз уж пришлось довезти его до места. Такой мини-фильм ужасов. Кстати, автобус смог бы сниматься у Спилберга без грима.

– Идите за мной! – махнула Музе женщина.

– Мне неудобно отнимать ваше время…

– А я не спешу никуда! Я инвалидка! Гостила у друзей, вернулась к себе в хибару. Могу полностью посвятить свое время вам, если понадобится. Идемте. Отчего с хорошим человеком не поговорить?

Они вместе нашли нужный убогий дом.

– Спасибо, – поблагодарила Муза, но женщина не собиралась ее покидать.

– Я доведу вас до места, и точка! – На улице она стала кашлять значительно реже.

У подъезда стояла «Скорая помощь». Почему-то у Музы сразу же дрогнуло сердце, и было странно, что она стала так реагировать на машины со спецсигналом, будто это может иметь к ней отношение. Они приблизились к подъезду, где стояли словоохотливые старушки.

– Беда-то какая! Такая молодая! Такая нелепость… Как же жизнь несправедлива…

– Я видела, в каком-то кино так же девушка погибла.

– Да какое кино! Жизнь страшнее! А может, кто подсмотрел и помог? – пискнула одна весьма робко.

– Да кому такое в голову-то придет?! Ужас такой! Таня вреда никому не принесла. Тихо себе жила, никого не трогала. Да еще таким зверским способом!

– Я бы даже сказала, что чересчур тихо, – заметила одна из женщин, – в ее возрасте гулять надо! Встречаться с парнями, подругами, а она работа – дом, дом – работа…

– Да, как со своим парнем рассталась, так и все, – согласилась другая женщина. – И ведь никому не говорила, из-за чего расстались, все же к свадьбе шло! А как Толя ее бросил, так наша Таня совсем в себя ушла. А такая пара была! Жизнь девке разбил! Паразит!

– Господи, вот судьба у девчонки! Жила, никого не трогала. Хорошая, положительная была, не то, что нынешняя молодежь. Парня хорошего встретила, к свадьбе готовиться стали. И тут – на! Бросает ее, а Таня просто с лица вся черная стала.

– Так и мама ее, Светлана Аркадьевна, царство ей небесное, умерла после этого. Аккурат месяца три прошло, как свадьба-то расстроилась. Она в глаза людям тоже смотреть перестала. За что-то винила себя, что ли? Скрытные они были… вот и Таня замкнулась…

– За дочку было обидно, конечно! Что скажут-то?! Съездила в город, погуляла, и после этого свадьба расстроилась. Девка вроде как меченая стала. Кто же теперь на ней женится? Местные – никто. То есть Таня осталась одна. Она и поняла, что личного счастья у нее не будет. Толя-то правильный парень был, да и любовь была…

– Была бы любовь – простил бы!