– Не спускайте с нее глаз, – велел Дреер. – Я буду немедленно.

И остановил ближайшую машину.

…Когда он переступил порог комнаты Анны, девочка, похоже, сразу все поняла. Надзирателю даже показалось, что та ожидала его прибытия. Наверное, разоблачила проверку, устроенную Фрилингом. Она была очень умной. Не по годам.

Дмитрий закрыл за собой дверь. Фрилингу он сказал, что должен поговорить наедине, едва нарисовавшись в прихожей.

– Где она? – спросил Дреер.

– Кто? – Анна сидела, поджав ноги на диване.

– А то ты не знаешь!

Анна молчала. Ветерок с улицы колыхал жалюзи.

– Вот что, – решил надзиратель, – пойдем-ка прогуляемся.

– Куда? – Девочка удивленно подняла брови.

– Не куда, а отсюда.

Дреер лично поставил магический полог, который гасил звуки и должен был пресекать наблюдение за беседой через Сумрак. Но у него был всего лишь четвертый уровень, и Храмцова или Фрилинг вполне могли бы проникнуть через эту завесу незамеченными. Правда, они никогда не стали бы этого делать, несмотря на превосходящее магическое искусство. Все-таки Дмитрий оставался Инквизитором, и педагог с лекарем ни за что не нарушили бы правил.

Темные и Светлые не вмешиваются в дознание Инквизиции. В противном случае это стопроцентный Трибунал.

Хотя некий почти что никудышный Светлый Дреер однажды вмешался в дознание Инквизитора Стригаля. Впрочем, без взлома, с одним только праведным негодованием. Но если Инквизитор Стригаль посчитал нормальным запустить магические «жучки» по школе, то сколько разных следящих – и неотслеживаемых! – артефактов могло быть в подведомственной квартире?

Фрилинг и Надежда удивленно пропустили Дмитрия с Анной в коридоре и, наверное, еще несколько секунд смотрели на входную дверь, уже закрытую за спинами надзирателя и воспитанницы.

– Мы скоро вернемся, – сообщил им Дреер. – Проследите: всем отбой.

На улице горели окна, светили фонари, а чуть поодаль сияла витрина круглосуточного магазинчика. Питер и не думал командовать «отбой» самому себе.

– Где она сейчас? – повторил Дмитрий, развернувшись к Анне.

– Кто? – Девочка зябко ежилась, застегивая джинсовую курточку.

– Согрейся. Помнишь, как учили на БЖД? Простое заклинание.

– Не могу, – надула губы Анна. – У меня всегда плохо получалось…

– Тогда включи «светлячок». Самый маленький. Хотя бы искру. Это все могут.

Девочка посмотрела на свою руку. Напряглась. Вернее, сделала вид, что напряглась. Прищелкнула пальчиками.

– Не выходит…

– Это волшебница из тебя вышла и скрылась в неизвестном направлении. Ты не всю сыворотку мне тогда отдала, верно? Или сделала еще, когда я был в Праге?

Анна опустила глаза и еле заметно кивнула.

– Но ты ни разу не пробовала ее на себе? Пока не узнала про «Фуаран»?

– Нет. – Девочка опять смотрела на Дмитрия. – Да и зачем мне было?

А ведь правда, подумал Дреер. Для чего ей было раньше? Попытка убрать из друзей Тьму не удалась. И Лихо наверняка следил в оба… несмотря на то, что фигурально Одноглазое.

За все приходится платить. Иной живет дольше человека, хотя это уж кому как повезет. Во всяком случае, не болеет человеческими болезнями и защищен от многого другого. Но, как ни странно, платит за это своей несвободой. Что бы там ни говорили Темные, их песни о свободе только подчеркивают ее неутолимую жажду.

Иной не может перестать быть Иным. В лучшем случае откажется от инициации. Но и то – если спросят. Вампиры же и оборотни редко спрашивают, а ведь их большинство. Можно не пользоваться Силой, можно испытывать волю, ставя себе блок способностей, можно просто жить среди людей их жизнью, но обратной дороги все равно не будет.

Еще Иной не может измениться. Разве что только поднять свой уровень. Если совсем высоко, то даже поменять сторону, перейти из Света во Тьму или наоборот. Вампир же никогда не перестанет быть вампиром, оборотень – оборотнем, и даже ведьмак не превратится в обыкновенного мага.

Джинн тоже останется джинном. Продолжит исполнять желания. А от желания помочь друзьям, будь они упыри и волкулаки, никуда не денешься. По крайней мере пока не повзрослеешь. От себя не уйдешь, даже выделив сумрачного двойника и отправив гулять куда подальше.

Проверено.

– Парни тоже участвуют? Стас, Карен, Толик?

– Нет. – Анна поспешно замотала головой. – Ничего они не знают.

– А кровь у Фрилинга кто воровал?

– Я… То есть она… То есть я, конечно… Мне Толик сказал, что у Карла Эрнстовича с собой есть. Эрнстович ему давал пить из пробирки по чуть-чуть, когда никто не видел, ему же надо. И прививки Стаське делал с Кареном. Мне-то они говорили.

М-да, отметил про себя Дмитрий. Вот она, высшая степень доверия низших Темных – допустить Светлого, да еще девочку, к таким делам.

– Аня, – Дреер, кажется, впервые назвал ее по имени в глаза, – зачем тебе «Фуаран»?

– Вы же сами сказали…

– Что я сказал?!

– Что можно поменять свой цвет. Если стать Высшим.

«Опять я, – устало подумал Дмитрий. – Про мистера Хайда с доктором Джекилом им рассказал я. «Фуаран» новый сотворить надоумил, выходит, тоже я».

– Ты видела хотя бы одного Высшего вампира?

– Нет, – призналась Анна.

– А я видел. В Праге. И оборотень у нас в Инквизиции работает, самый старый на планете. Он помнит мамонтов и превращается в смилодона… Ну, в саблезубого тигра, чтобы тебе было понятнее.

Дмитрий с некоторым даже удовольствием увидел, как расширились глаза у Анны. Однако он не собирался рассказывать диковинные истории из жизни Инквизиции.

– Никто из них не сумеет стать Светлым, даже если очень захочет. «Фуаран» тут не поможет. А еще…

Дреер глубоко вдохнул. Он не принимал на себя знак Карающего Огня и мог не опасаться немедленного уничтожения. Тем не менее нарушать служебный долг всегда неприятно. Даже во имя другого долга, который считаешь более высоким.

– «Фуаран» была на самом деле. Единственный экземпляр. Но два года назад она сгорела. Ее нашел и пытался использовать молодой вампир, парень чуть постарше Толика с Артемом. Он погиб сам, и погибли другие… В том числе родители Толика. Да, Аня, именно так. Можешь у него самого спросить.

– Он говорил, – почти что прошептала девочка. – В Казахстане, из-за очень сильного «серого молебна». Его потому и прислали к нам в школу.

Дмитрий промолчал о том, что знает и невольного убийцу. Хотя главным виновником был, конечно же, Константин Саушкин.

– Не нужно, чтобы «Фуаран» появилась опять, – сказал Дреер. – Будут только смерть и горе. Она еще хуже «Некрономикона». Это как ядерная бомба. Лучше бы ее не было никогда.