Часа через два окопы и ход сообщения с минометной батареей в основном были готовы. Оставались только архитектурные мелочи в виде обустройства удобных огневых точек с полным охватом секторов стрельбы.

Солнце, не знающее в этих местах облаков с апреля до ноября, уже вовсю кипятило небо. Бойцы перекуривали, сидя на дне окопов. Стояла полнейшая тишина. Казалось неправдоподобным то, что эта тишина в любой момент взорвется от красного света выпущенных с КП ракетниц. Огромный кишлак выглядел совершенно необитаемым. Улицы были пусты, как после эпидемии.

А может, там и в самом деле никого нет? Может, все уже разбежались к чертям собачьим? Может, и не придется колошматить друг друга? — Андрей понимал, что мысли эти напрасны. Наверняка в кишлаке хорошенько подготовились к проведению торжества по случаю их прибытия. Он хорошо помнил ночной разговор в бэтээре, и теперь, понимая, что свербит в темечке не только у него, он не стеснялся признаться самому себе, что вовсе не жаждет проявления своего геройства на ниве борьбы за неизвестно какие идеалы. Вместе с тем он понимал и то, что, выполняя приказ, воевать будет до последнего патрона.

Но мало-помалу улицы кишлака вдруг стали оживать. На них сначала показались одинокие женские фигуры в чадрах и старики. Потом их становилось все больше и больше. Между ними сновали дети. Появились домашние животные — лошади, ослики, запряженные в тележки с наваленным на них скарбом. Улицы быстро заполнялись людьми, спешащими по дорогам на выход из кишлака. Они шли длинными вереницами в разных направлениях, покидая свои дома, сотнями уходя в степь.

Бойцы стояли в окопах и молча смотрели на эти людские потоки, вытекающие из обжитых мест.

— Ого, как их много, — услышал Андрей за спиной голос Шестака.

— Куда они уходят?

— По другим кишлакам, наверное, к родственникам. А может, и никуда, просто в степи будут пережидать. Молодцы духи, выпустили, а бывало, не выпускали, сразу по нам палить начинали. Много народищу уходит. — Шестак вздохнул и, смачно плюнув на бруствер, раздраженно сказал: — В геологи надо подаваться!

— Ладно, не стони, — перебил его Андрей. — Может, у тебя какие другие предложения есть?

— Да ну, какие предложения? Щас ракета пойдет, и начнем! Какие еще могут быть предложения?! У духов тоже небось других предложений нет. Взяли бы да и сдались, мудачье! Че им? Потом все равно власти их отпустили бы! Может, конечно, кого и стрельнули бы, но ведь не всех же подряд! Они их тоже ведь как-то сортируют.

Шестак смотрел на кишлак и продолжал рассуждать:

— У них там небось в каждом доме пулеметная точка. Мы в этот раз, как Рома Рябов на курорте — только по горлышко, а вот наши мужики из полка и десантура, — он указал на противоположную окраину кишлака, где стояли десантные бронемашины, — по самую макушку туда залезут.

— У нас задача сейчас другая. Мы за батарею ответственность несем и вместе со взводом Дирижера отходы духам перекрываем. Вот через месяц в рейд пойдем, там и навоюешься, до блевотины!

Время шло. Мирные жители уже далеко отошли и скрылись из виду.

— Чего-то ракеты нет? Не торопятся наши, — не утерпел Шестак.

— Не знаю, — пожал плечами Андрей. — Может, договариваются с духами о капитуляции? Хотя вряд ли они народ выпустили, чтоб самим теперь сдаваться.

В кишлаке и вокруг него по-прежнему не было никакого движения. Все — кишлак, техника и люди застыли, как на фотоснимке. Только стая разномастных голубей кружила вдалеке над развалинами древней крепости, о которой в рассказе упоминал Блинов, да пара больших полотняных холстов плавно колыхалась на веревке во дворе крайнего дома. Минометчики сидели рядом с минометами, стоявшими в полукруглых капонирах, и тоже смотрели на кишлак, окраина которого находилась под пригорком, всего в двухстах метрах.

Жара усиливалась, съедая миражом дальнюю окраину кишлака. Стоявший неподалеку Горчак снял с головы каску, бросил ее на дно окопа, оставшись в панаме, и блаженно сказал:

— Вот и голова зараз полегчала.

Шестак, глядя на него, постучал пальцем по каске на своей голове:

— Это у тебя от жары мозги выкипели, поэтому и голова полегчала. Надень горшок! А то снайпер твое пустое мозгохранилище расколет! Надевай, я сказал!

Горчак напяливал каску и недовольно ворчал:

— От, Шестак, недобрый ты человик. От був бы я твоим командиром, то я б тебе обязательно дозволил бы касочку снять, из жалости.

— А ты меня не жалей! Че ты меня жалеешь?

— Да я не тебя, я касочку жалею. Металл, он, говоря по-научному, тоже ведь усталость накапливает от постоянной нагрузки. Представляешь, скильки вона от твоей башки за усе время натерпелася? Ей инвалидность полагается. Тебе вообще каску не треба выдавать. С твоего лба и снаряд срикошетит!

— Ишь ты, какой ученый! Где нахватался?!

— Знаю, где. Я, може, потим в яку академию учиться подамся! Може, який рекорд научный поставлю!

Рябов, стоявший чуть позади Горчака и сосредоточенно глядевший на кишлак, не поворачивая головы, как бы между прочим заметил:

— Ага, ты поставишь. Доярка Маша дала рекорд: девятый месяц — восьмой аборт! Запомни частушку, на свадьбах будешь петь.

Андрей не смог удержаться от смеха, наблюдая за этими бузотерами, в которых жизнь кипела, несмотря на серьезность момента.

Их прервал возглас бойца Ложкина:

— Летят! Аж восемь штук!

Все оглянулись назад. Со стороны пустыни невысоко над землей к кишлаку летели несколько точек. Издалека могло показаться, что это стайка птиц. Они быстро росли в размерах.

— «Крокодилы» — «Ми „двадцать четвертые“»! В струночку идут! — восхищался Ложкин.

Звук, опережающий полет, сначала принес легкое прерывистое приятное посвистывание, перерастающее в глухой низкий булькающий свист работающих вертолетных двигателей. Они летели точно на их позицию и вскоре пронесли низко над ними свои мощные бронированные, пятнистые тела с небольшими крылышками по бокам, на которых были подвешены кассеты с реактивными снарядами. Бойцы, глядя вверх, инстинктивно вжали головы в плечи. От такого прохода, похожего на эффектный трюк, по их спинам пробежал легкий нервный озноб.

«Отчего пилоты сделали такой маневр? — подумал Андрей. — То ли приветствовали свои войска, то ли отдали дань тому подбитому вертолету? А может, и то и другое?»

Вертолеты тем временем резко пошли вверх, забравшись на высоту около сотни метров, вошли в пространство над кишлаком и двинулись по кругу. Они медленно, с постоянной скоростью, летели друг за другом, словно танцуя сиртаки, слегка наклонив книзу носы с жалами пулеметов. Звук их двигателей слился в один глухой тяжелый гул.

Кишлак внезапно ожил звуками пулеметных очередей и множеством трассирующих пуль, длинными струями потянувшихся к вертолетам. Плотный веер трассеров, похожий на праздничный фейерверк, быстро метался из стороны в сторону, сопровождая летящие цели.