строча сто слов в минуту, но и восстановить свой умственный потенциал. Вот тут-то она и выдала мне всё, что только можно. И что она, пусть будет мой хозяин на сто процентов уверенным, никому, ни про что и ни за что не проговорится и т.д. и т.п., и всякая там мусорная стадия. Что можно пропустить и спустить в утиль. Но главное, что я узнал, так это имя, которое так сильно интересовало его. – Опять на самом интригующем месте замолчал Пиндар, перематывая в голове те недоговорки, которые разнили действительность и его приукрашенный рассказ, в котором совсем не прозвучали крики той ведьмы, к лицу которой железным кулаком приложился он, взывая к её откровенности, на которую она не торопилась идти.

Ну, а когда ей стала грозить последнее решение вопроса, возможность говорить, ведь без зубов, весьма проблематично создавать звуки, а невербальный способ общения, не столь интересен для особ, работающих в паре с ушами. Так что, ведьме пришлось пойти на капитуляцию и сказать имя, которым интересовался тот господин со страшными глазами. Правда и это не всё и Пиндару, всё-таки вначале пришлось пообещать ведьме, врезать ей за место выбитых зубов другие и уже после этого и произошел половинный размен, имени на обещание. Ну а уж завтра, когда её рот будет блистать зубами, то он получит и то второе, о чём спрашивал Астарота. Что же касается Гериона, то он, уйдя в себя, не смог должным образом отреагировать, продолжая безучастно сидеть в кресле и смотреть в пространство, где находился Пиндар.

–Астарта. – Спустя минуту, Эврикой заявил Пиндар, чем заставил встрепенуться Гериона, поднявшегося со своего места и заявившего:

–А вот это уже интересно. – Заявил Герион, приблизившись вплотную к Пиндару, где он прошептал ему что-то на ухо, после чего тот мигом помчался прочь, оставив на своём месте Гериона, задумчиво смотрящего ему в след.

–Астарта. – Всё крутилось имя в голове Гериона, слышавшего эту историю и считавшего её по большей части вымыслом.

Кто же она, эта Астарта, о сущности которой, до сих пор ведутся споры, так и не приведшие к какому-либо определенному результату. Для одних, она олицетворение любви, другие же, видят в ней дух похоти и наслаждения, и что здесь правда, а что ложь, так и остается невыясненным, не только для тех, кто живёт в вере, но и для тех, кто является техническим модулятором отрицательной полярности источника веры.

Тот круг, в который входило ведомство Гериона, по крайней мере, не имел чёткого представления о сущности Астарты и скорее всего, полагаясь на решения сверху, не слишком-то задавался подобными разборами дел.

– Мы всего лишь исполнители. – Заявляли они. – А со всякими там теологическими вопросами, это не к нам, а к тем кто сверху.

Гериона же, не совсем устраивало подобное положение дел, ему не хотелось быть, всего лишь послушным инструментом в чьих-то руках и он считал, что достоин лучшего и вполне справится с чем-то большим, если ему только предоставить шанс для этого выдвижения. И вот сейчас, услышав это имя Астарта, он почувствовал, что вот он, этот шанс, который позволит ему обратить на себя внимание и тем самым вырваться из прозябания, из этой провинциальной окраины мира.

–Так, что же у нас есть. – Размышлял Герион. – Эта Астарта, как он слышал, ещё с допотопных времен почиталась человеком, но далее, по мере становления человека более крепко на ноги, он, почуяв уверенность в себе, принялся избавляться от всех тех подпорок, которые привели его к становлению своего личностного я. Так записав многое из того, что служило ему оправданием в его действиях в пережитки, он легко от них избавился. Ну, а с теми верованиями, которые закоренились в головах у тех, кто не спешил идти в ногу со временем и не торопился перенимать новые веяния, то к ним пришлось применить концептуальную для того времени методику исследований, получившую звучное название инквизиторской.

Вот тут то, на этом водоразделе понятий и произошёл раскол, приведший к размытию пониманий истинности сущностей, которые ещё вчера служили добру, а сегодня были записаны в идолы.

–Гореть вам в аду, ведьмино отродье. – Как часто, с таким призывом выступали вперёд местные ученые-исследователи, поджигая костры с потенциально новоиспеченными ведьмами и тем самым утверждая, что всё-таки, ну, по крайней мере, в их глазах, ад имеет своё определенное ими место на земле. Ну а если человек, есть homo sapiens, то исходя из этого, в его поступках больше прослеживается разумности, чем веры, то тогда, что же было делать тем, кто когда-то нёс им свет в дом, а сейчас был записан в идолы.

Так Астарта, не понимая, как ей быть дальше, оказалась на перепутье, где её и заприметил Астарота, который, как говорят, не просто возжелал простереть над ней власть, но и имел свою, с ударением, личную заинтересованность в этом. Ну, а когда тебе отвечают отказом, то у натур сильных, да и не только, не просто возникает неприятие этого факта, а появляется своего рода одержимость, растущая прямо пропорционально отторжению вас объектом этой страсти. К тому же, один корень их имен, говорил о нечто схожем в них, что не давало возможности пойти на уступки друг другу.

И кто знает, чем бы закончилось всё это дело, если бы не тайное участие во всех этих делах Дьявола, который о посредственно, если и не выдал себя, что, кажется, вполне убедительным, то, по крайней мере, выказал свою заинтересованность, указав на одном из заседаний совета у Агареса, на недостойное поведение Астароты, забросившего все дела и проводившего все дни на пролёт в окружении Астарты.

И ведь, что интересно, так это то, что именно только за пару недель до этого заявления Дьявола, у Астароты вроде бы даже пошли дела на поправку. И Астарта, даже выразила желание и провела с ним тот потрясающий для него вечер, где он показал себя таким знатоком созвездий, а она, скорее всего, прикидываясь незнайкой. И она, для того чтобы сделать приятное ему, каждый раз вскрикивала от удовольствия, стоило только ему, направляя по вечернему небосклону её руку своей, попасть пальцем во что-нибудь, вдруг по мановению пальца руки, оказавшимся каким-нибудь замудрённым созвездием, о котором он тут же рассказывал историю о происхождении его названия.

Всего и не упомнишь, чего только не было переговорено за тот вечер, да разве это было важно, когда всё то, что говорилось, не имело никакого смыслового значения, когда сама полученная общность, вытекающая из этих сказанных частностей, только и