Юноша вяло пошевелился. Тело не слушалось, тело было чужое, телу было плевать, чего он хочет. У тела затекла шея, и вообще все затекло. Надо просто лежать и ждать, пока вся дрянь выйдет из организма. Глаза? Открыть глаза? Ну разве что их.

Бьорн разлепил опухшие веки.

Темно, свет сочится в небольшое оконце под потолком, каменные стены, каменный пол. Камера. Железная дверь. Из темного угла на середину протянулись длинные ноги в черных, закоптелых штанах. Судя по размеру подошвы – Людвиг.

Да, Людвиг, Страж Магуса, они с ним…

Бьорн замычал от собственной глупости. Какой же он идиот! Надо было убить этого Эжена сразу же. А теперь… Похоже, Людвиг его вырубил и попытался вломиться в резиденцию темника. Где их благополучно повязали.

– Живой, – сказал Страж. – Хорошо.

– М-м-мы ф Замке? – Чертов язык не слушался. – У темника?

– Именно там, – подтвердил Людвиг.

– Ты все-таки не послушался, – Бьорн завозился, пытаясь сесть, но руки не слушались, и он устало откатился к стене. Хотя бы ракурс сменил – теперь видны не только подошвы Людвиговых ботинок, но его рука. Обожженная, в лохмотьях отстающей черной кожи, под которой проступало красное мясо. Господи…

– Что… с тобой что?

– Он освободился. Ударил в спину. Как раз, когда я тебя… – Страж не закончил. Все было ясно.

– Выбрал момент, – выдохнул Бьорн. – Если бы Лед был при мне… Они забрали мой Лед, дар Сморстаббрина…

– Извини, но ты хотел его убить, – сказал Людвиг. – Я не могу иначе.

– Зато он может, – юноша закрыл глаза. – Теперь нас прикончат. Из-за твоих соплей. Тоже мне Страж.

– Я Страж, а не убийца, – грустно сказал Людвиг.

– У вас нет шансов, – Бьорн отвернулся к стене. – Если все такие, как ты, дело Магуса уже проиграно.

* * *

Эжен Фламмель хлопнул по кнопке коммуникатора:

– Фабиан, дружок, как дела с ремонтом «Агамемнона»?

– Неважно, шеф, – в голосе оператора не было энтузиазма – что неудивительно, учитывая обещание Фламмеля четвертовать его на площади, если к вечеру любимая игрушка не будет в полном порядке. Разумеется, Эжен понимал, что это невозможно, но он любил давать людям неразрешимые задачи. Ничто так не мотивирует, как страх скорой, неотвратимой и мучительной смерти. В таких случаях люди творят чудеса, а чудеса ему не помешают.

На Авалоне творилось что-то очень странное. Зорич исчез, его пламя погасло – в страшной, потрясающей вспышке, отголоски его боли вывели Эжена из строя часа на полтора. Но загадочней всего, что теперь он улавливал спектральные оттенки пламени Зорича в пламени господина. Что произошло на островах Блаженных? Господин ответил сухо – Андрей Зорич перешел черту и потерял контроль над собственным пламенем, вот почему ему пришлось отнять его пламя. То есть убить одного из них. Мастер может это сделать.

Это потрясало сознание Эжена куда сильнее, чем гибель «брата по пламени». Вдобавок, Мэй не отвечает на запросы, закрылась барьером, из-за которого струятся ярость, боль и ненависть. Мэй кого-то убивает.

– Никто не обещал легкой жизни, – сказал Эжен. – Работай, Фабиан, солнце еще не зашло.

Он отключил коммуникатор.

Да, и ему тоже не обещали легкости бытия. Славу, власть, превосходящую всякое разумение, – но не счастье безделия.

Он взглянул на заваленный бумагами и чертежами рабочий стол. В углу лежала старинная кожаная сумка.

От одного взгляда на нее Эжена пробил холод – чувство, давно забытое им.

Эта субстанция и этот мальчишка тревожили его. В расчеты мастера вмешивались новые силы, неизвестные величины, которым нет места в строгом уравнении власти, насилия и смерти, начертанном мастером в небесах Внешних земель.

– Кто-то еще хочет сыграть с нами?

Он постучал пальцами по столу. Немного времени – и он бы расколол и этого пацана, и Стража, но медлить нельзя ни часа, ни минуты. Путеводная игла пляшет перед внутренним взором, мастер дал ему четкое целеуказание, он знал, куда ехать, он знал, где Дженни Далфин. Всего пятьсот километров, марш-бросок на один день – и он будет на месте. Она там, в глубине зоны отселения, среди прекрасных пейзажей сельской Бретани.

Проблема только в том, что ему потребуется пройти несколько линий охранного периметра, который французские власти установили вокруг зараженных территорий, и если один трейлер не вызовет вопросов – у него допуск высшей категории, старые связи отца еще работали, глупые симплы не успели еще понять, что в замке Гранд-Перигор сменился хозяин, – то автоколонна бронетехники вызовет много вопросов. Надо подключать Темную Ложу, тормошить этих вялых адептов, чтобы они нажимали на нужные кнопки в Министерстве обороны, а на это требуется время. К тому же он заранее слышал их нытье и оправдания: «Господин Фламмель, поймите, сейчас все гораздо труднее, вы же видите…».

Как будто он сам не понимает, что военное положение сильно осложняет проведение любой операции. Как бы ему хотелось стряхнуть эту до смерти надоевшую паутину лжи и тайных договоренностей, скинуть маскировку и быть тем, кем он является – хозяином этой земли, миньоном Альберта Фреймуса, адептом темной фамилии Фламмель!

– Скоро, очень скоро, – Эжен потянулся, достал личный смартфон, который выдал ему Фреймус. Набрал номер.

– Большой Брат Фурий? Есть дело для Дикой Гильдии. Как я понимаю, в зоне отселения сейчас ваша Стая? Вербуете новых братьев? Поздравляю с пополнением. Не хотите ли обкатать их на Магусе? Цель – девушка. Светловолосая, четырнадцать лет. Дженни Далфин. О, вы в курсе? Отлично, я пересылаю вам координаты. Она нужна живой, Большой Брат, вы понимаете?

Большой Брат понимал.

Эжен отключился, уронил смартфон на стол, пробежался пальцами. Перевертыши найдут ее, а большего не требуется – он будет очень скоро. Выезд завтра – иначе Фабиан и вся ремонтная бригада горько пожалеют. Только бы вовремя прибыл отряд гомункулов, которых он затребовал у Адониса, только бы со складов «Троллькарл индастриз» отгрузили все необходимое оборудование.

Сара, Дженни, обманщица и Видящая, он будет очень скоро.

Ее швырнули в темноту, она покатилась как сломанная кукла, сжатая в одном спазме боли. Боль раздирала живот, боль сжимала горло, не давая вздохнуть, заплакать, закричать. Ее пристегнули к стойке и ушли, оставив умирать в холоде и темноте, рядом с клеткой чудовища.

«Я умру, я умираю, мамочки, как же больно, мама, мама, больно…» – Джейн застонала, завыла, сгибаясь как зародыш, в животе пылал огонь, там двигались ткани, кипела кровь, там происходило что-то непонятное с ее телом, ей было страшно и больно.

Не плачь, девочка, не плачь, дочка…

Кто ее утешает, чьи легкие призрачные ладони ложатся на лоб, от них так прохладно и тихо, от них легче, они белые и пушистые, как первый снег…